Царь всех болезней. Биография рака

В начале 1950-х на коктейльной вечеринке в Калифорнии Генри Каплан, профессор радиологии из Стэнфорда, случайно услышал обрывок разговора о том, что для стэнфордских физиков собираются построить линейный ускоритель[351]. Линейный ускоритель – это предельно мощный вариант лучевой трубки. Как и она, линейный ускоритель прицельно стреляет электронами, порождая высокоинтенсивное излучение. Однако, в отличие от обычной трубки, ускоритель придает электронам колоссальную энергию, и перед ударом о металлическую поверхность они развивают головокружительную скорость. Генерируемые при этом лучи обладают повышенной проникающей способностью и могут не только проходить через ткань, но и буквально выжигать клетки.

Каплан проходил практику в НИО, где научился облучением лечить лейкемию у животных, однако со временем его интерес сместился к солидным опухолям человека – раку легких, молочных желез и лимфомам. Он знал, что такие опухоли можно лечить излучением, но для уничтожения всех злокачественных клеток необходимо проникать в глубь ткани, под внешний слой – словно бы пробивать панцирь настоящего рака. Линейный ускоритель с плотным и острым, точно скальпель, лучом как раз и позволил бы Каплану добраться до затаившихся слишком глубоко опухолевых клеток. В 1953 году он уговорил группу физиков и инженеров из Стэнфорда переделать прибор под нужды больницы. В 1956-м оптимизированный ускоритель установили в пустующем складском помещении на окраине Сан-Франциско, туда же Каплан лично привез на одолженном автоприцепе огромную кипу защитных свинцовых пластин[352].

Через крохотное отверстие в свинцовой пластине он теперь мог прицельно направить на опухоль тщательно контролируемые дозы мощнейшего пучка рентгеновских лучей, и миллионы электронвольт энергии, заключенные в концентрированных вспышках, выжгут напрочь любой участок злокачественной ткани. Но с какой же формы рака следовало начать? В НИО Каплан лучше всего усвоил догму, что, сосредоточившись на выявлении микроскопических особенностей одного заболевания, можно экстраполировать их на целую вселенную недугов. Он выбирал мишени по совершенно четким критериям. Поскольку смертоносный луч ускорителя можно сфокусировать только на ограниченном участке, значит, рак должен быть местным, а не системным. Соответственно, лейкемия сразу же отпадала. Рак легких и рак молочной железы казались завидными объектами для исследования, однако оба отличались непредсказуемостью и склонностью к внезапному системному распространению. Методично обшаривая мир злокачественных опухолей, могучие окуляры каплановского интеллекта в конце концов остановились на самой естественной мишени для эксперимента – на болезни Ходжкина.

“Генри Каплан и был болезнью Ходжкина”[353], – откинувшись на спинку кресла, заявил мне Джордж Канеллос, когда-то занимавший должность старшего клинициста в НИО. Мы беседовали в его кабинете. Из груды рукописей, монографий, статей, книг, каталогов и документов он извлекал одну за другой старые фотографии. Вот Каплан в галстуке-бабочке проглядывает бумаги в НИО. А вот он в Стэнфорде, стоит в белом халате возле ускорителя, чуть ли не уткнувшись носом в электрод на 5 миллионов вольт…

Каплан был не первым, кому пришло в голову лечить болезнь Ходжкина облучением, но, безусловно, самым упорным, методичным и целеустремленным из всех. В середине 1930-х швейцарский радиолог Рене Жильбер продемонстрировал, что увеличенные при этой болезни лимфоузлы можно радикально уменьшить воздействием рентгеновских лучей[354]. Однако у пациентов Жильбера, как правило, случались рецидивы, причем чаще в узлах, прилегающих к зоне облучения. В клинике при Торонтском университете канадский хирург Вера Питерс продолжила исследования Жильбера и реализовала его идею расширить зону облучения. Ее стратегия, названная облучением расширенного поля, предполагала воздействие не на единичный пораженный узел, а на область, охватывающую и соседние, функционально связанные с ним лимфоузлы. В 1958 году, анализируя результаты радиотерапии группы своих пациентов, Питерс заметила, что широкопольное облучение значительно увеличивало долгосрочную выживаемость людей с ранними стадиями болезни Ходжкина[355]. Но ее данные были ретроспективными, основанными на анализе историй болезни пациентов уже после лечения. Ей нужен был более строгий с научной точки зрения эксперимент – рандомизированное клиническое исследование. (Ретроспективные данные могут быть необъективны хотя бы потому, что врач сам подбирает для того или иного метода лечения более перспективных больных или же учитывает только лучшие результаты.)

Каплан независимо от Питерс пришел к мысли, что облучение расширенного поля способно продлить безрецидивный период, а может, и излечить пациентов с ранними стадиями болезни Ходжкина. Однако у него не было никаких формальных доказательств. В 1962 году, поддавшись подстрекательству одного из студентов, Генри Каплан наконец решился эти доказательства собрать.