Царь всех болезней. Биография рака

К концу вечера кофейные чашечки исчезли со столов, и Фарбер поднялся на сцену в лучах прожекторов. Клиника Джимми, отметил он, сейчас переживает “самое удачное время в истории науки и медицины”. Организации и обычные люди по всей стране – “«Вэрайети-клаб», киноиндустрия, «Бостон брэйвз», <…> «Ред соке», мир спорта, пресса, телевидение, радио” – все сплотились вокруг рака. И праздновали сегодня в этом зале рождение не отдельного человека, подчеркнул Фарбер, а дружного сообщества, сомкнувшего когда-то свои ряды для борьбы с болезнью.

Это сообщество теперь ощутило себя на пороге прорыва. Как сформулировал де Вита, “нашелся недостающий кусочек терапевтической головоломки – эффективная химиотерапия для лечения системного рака”. Высокодозная комбинированная химиотерапия сулила излечить все разновидности рака – знай подбирай правильные сочетания. “Химический арсенал в руках терапевтов, – заметил один писатель, – наделяет их таким же могуществом, <…> какое было у героического хирурга, орудовавшего скальпелем на рубеже веков”[387].

Перспектива обрести методологическое решение для лечения всех видов рака опьяняла онкологов – равно как и сплотившиеся вокруг рака политические силы. Суть набиравшей обороты антираковой кампании отлично воплотилась в слове “война” – мощная, жадная, захватывающая новые территории. Для войны требуются противники, оружие, солдаты, раненые, уцелевшие, сторонние наблюдатели, коллаборационисты, стратеги, стражи и победы – метафорические аналоги оказалось нетрудно найти для всех и в этой кампании.

Любой войне требуется еще и четкое определение врага – так даже бесформенный противник обретает форму. Рак, болезнь колоссального разнообразия и невероятной изменчивости, был преподнесен в виде единой, монолитной сущности. Это было одно заболевание. Как лаконично выразился хьюстонский онколог Исайя Фидлер[388], считалось, что рак имеет “одну причину, один механизм и одно лечение”[389].

Если онкологи-клиницисты предлагали в качестве “одного лечения” – универсального средства от рака – многокомпонентную химиотерапию, то у онкологов-ученых имелась своя теория насчет “одной причины” – вирусная. Родоначальником этой теории был Пейтон Раус[390], сутулый седовласый куриный вирусолог[391], тихонько гнездившийся в лаборатории нь10-йоркского Рокфеллеровского института, пока в 1960-х его не вытащили из забвения.

В 1909 году (обратите внимание на дату: Холстед только что свернул свои исследования мастэктомии, а Нили еще не предложил награду за лекарство от рака) 30-летнему Пейтону Раусу, основавшему лабораторию в Рокфеллеровском институте, принесли курицу черно-белой породы плимутрок с опухолью грудной клетки. Редкая птичья опухоль вряд ли впечатлила бы кого-нибудь другого, но неутомимый Раус заручился грантом в 200 долларов на изучение куриного рака. Вскоре он определил эту опухоль как саркому – рак соединительной ткани, при котором сухожилия и мышцы заполняются слоями ромбовидных клеток, похожих на лисьи глаза[392].

Поначалу работа Рауса особо не связывала саркому кур с опухолями людей. В 1920-е единственной известной причиной развития человеческого рака были канцерогены в окружающей среде: радий (вспомните лейкемию Марии Кюри) и органические химические вещества (например, парафин или некоторые красители, вызывающие солидные опухоли). В конце XVIII века английский хирург Персиваль Потт предположил, что характерный для трубочистов рак мошонки обусловлен хроническим воздействием сажи и дыма. (Мы еще встретимся с Поттом на страницах этой книги.)

Все эти наблюдения породили теорию происхождения рака, названную гипотезой соматических мутаций. Эта теория гласила, что средовые канцерогены вроде сажи или радия способны необратимо изменять структуру клеток, тем самым вызывая рак. Однако природа этого изменения оставалась неясной. Очевидно, сажа, парафин и радий провоцировали в клетке какие-то фундаментальные нарушения, приводящие к ее злокачественной трансформации. Но как столь разные факторы могут вызывать одну и ту же патологию? Здесь явно не хватало какого-то системного объяснения, более глубокой, фундаментальной теории канцерогенеза.

В 1910 году Раус, сам того не желая, поставил соматическую теорию под сомнение. Экспериментируя с веретеноклеточной саркомой, он инъецировал одной курице частицы опухоли другой курицы и обнаружил, что рак может передаваться от птицы к птице. “Я четырежды последовательно пересадил веретеноклеточную саркому домашней птицы, – писал он. – Опухоль быстро растет, проникает в другие ткани, метастазирует и сохраняет ту же природу”[393].