Царь Живых

Она рассказала, как заподозрила у себя не то галлюцинации, не то начинающиеся расстройства психики — после второго визита Наи. Визит был как визит, ничего страшного, крохотный, ничем не осложнённый кариес…

Но ей не понравились два зуба Наи. Два премоляра. Две нижние четвёрки. Нет, на вид всё было в порядке, никаких кариесов, сколов эмали, дёсны тоже в идеальном состоянии… Но у хорошего стоматолога (а она себя таким считала, несмотря на малый стаж, и хотела стать ещё более лучшим) — у хорошего стоматолога взгляд цепкий, профессиональный. Ему и в карточку заглядывать почти не надо — хорошо помнит, что и где у данного больного во рту растёт… Тем более интерн[7] — у него эти самые рты таким потоком, как у штатного врача, не идут.

Нижние четвёрки Наи стали другие. Чуть-чуть, но другие. Стали чуть острее и чуть длиннее… У премоляров вершина достаточно плоская… Но всё, в общем, оставалось в допустимых пределах. За одним маленьким исключением — месяц назад зубы были другие. И, с точки зрения классической медицины, не могли за этот срок так измениться.

Если оставить в стороне душевные терзания и сомнения в собственной зрительной памяти и психической полноценности, то Наташа поступила вполне разумно и хладнокровно. Нарушив при этом клятву Гиппократа — солгав больному не ради его спасения. Хотя — кто знает?

Она ничего не сказала Нае про свои странные наблюдения. Но соврала — что обнаружила подозрительное тёмное пятнышко — может обернуться кариесом. И попросила прийти через месяц.

Ная пришла, и всё повторилось. Четвёрки ещё чуть-чуть подросли. И чуть-чуть сильнее заострились… У человека такого быть не могло. Не нынешней формы премоляров — но скорости их изменения. Не могло. Точка. Наука не допускает. А у кого могло быть, Наташка примерно догадывалась.

Если опять оставить за кадром сомнения и терзания, то последовавшие действия Наташи разумными и хладнокровными назвать трудно.

Она перечитывала всю изданную на эту тему ахинею. Она пересмотрела идиотские кассеты с дракульно-вурдалачьей тематикой. Она сдуру сунулась в некое оккультное общество. (Для экономии места и времени скажем одно — пять-шесть статей УК по тем оккультистам плакали. Давно и горько.) Наконец — рисковая девчонка! — она пригласила Наю в гости.

Ная пришла. Ная отбрасывала тень и даже отражалась в зеркале. Ная без опасения и без видимых глазу последствий взяла в руки протянутую Наташкой библию. Ная согласилась примерить якобы недавно купленный Наташей серебряный крестик — опять же без последствий. Ная докушала-таки котлету, концентрация чеснока в которой превышала предельно допустимую раз в десять. Тут последствия были — несколько замедленный темп жевания и брезгливо сморщенный носик. Но их стоило отнести на естественные погрешности и допустимые ошибки эксперимента.

Результаты смелого опыта можно было толковать двояко.

Либо Наташа всё же сошла с ума, а Ная самая обыкновенная девушка. С редким, правда, именем.

Либо во всех дебильных книгах и кассетах не было ни слова (кадра) правды.

Дальнейшая фабула (без терзаний) была проста.

Или Ная затаила обиду на Наташу за её котлетный тест, или были другие причины, но она долго не появлялась и не звонила. Не так давно появилась. С глубоким периодонтитом. — Необходим был рентгеновский снимок.

И его сделали.

— Я, конечно, не Кювье, — задумчиво сказал Ваня, рассматривая снимок. — Но, по-моему, твоя подруга — человек странный и малосимпатичный. Я имею в виду — в рентгеновских лучах. А в жизни она ничего…

— Да, она красивая, — равнодушно сказала Наташа. И не слышалось в её словах ни радости за подругу, ни зависти.

Наташке было всё равно. Гораздо больше её интересовало строение и функциональное предназначение нижней челюсти Наи.

Ваня, конечно, не был Кювье. И даже в рентгеновских снимках разбирался слабо. Но суть была ясна…. Наташа тоже не приходилась Кювье родственницей, и объяснения её пестрели предположительными глагольными формами и сослагательными наклонениями. Но суть была ясна. Почти ясна.

На деформировавшейся (по неизвестным причинам) челюсти имело место некое образование (тоже неизвестной этиологии) — предположительно группа мышц неизвестного назначения, расположение которых позво…

Проще говоря, нижние четвёртые премоляры Наи торчали из дёсен на треть размера своей коронковой части. И могли выдвигаться — на всю рабочую длину. Действительно, странно и малоприятно.

К тому же в мутировавших зубках возник дополнительный канал. Сквозной, открытый наружу — и чем-то заполненный. Ваня не хотел даже гадать — чем. И особенно — говорить об этих догадках Полухину.

Утомлённый Полухин, кстати, дремал в это время на диване… (На весть об уходе Вани из «Хантера» он отреагировал равнодушно: а-а-а-а, тогда и я уйду — и зевнул.)

Устав продираться сквозь дебри непонятных терминов, Ваня спросил самое главное:

— Где она сейчас? Ная?

— Две недели никто трубку не берёт… Я трижды ездила, не заставала, никто из соседей ничего не знает… Она одна живёт… жила…

Ваня молчал. Он задал все вопросы. И получил все ответы. И знал — всё это правда. Он размышлял.