Царь Живых

(Предупреждаю, кадет! Ещё намёк на эту тему — и ваш ближайший акт состоится с туалетом второй роты. После отбоя. С зубной щёткой в руках. Заодно даю вводную: дежурившие вчера по кухне наказаны. Вторая рота освобождена от строевой подготовки. У всех что-то с желудками. И с кишечниками.)

Акт купли-продажи.

Чуть рваная купюра — туда.

Джип — обратно.

(Отставить предупреждение! Отставить туалет! В чём-то вы правы, кадет… туда-обратно… И у Чубайсов с Гайдарами как у людей… Кто бы подумал…)

Дешёвое кафе. Голод отступает на заранее подготовленные позиции.

От каждого человечишки, пусть самого гнусного и омерзительного, пусть вызывающего оторопь своим существованием и недостойного существовать, — может остаться что-то хорошее.

Маленькое.

Крохотное.

Но может.

Вот и от Тарантино осталось.

Дар молчал. Лёгкий путь привёл в тупик. Надо работать головой. И, когда придёт время, — руками.

План Вани был прост: найти Наю, красивую девушку с чёрными как ночь волосами. И, найдя, спросить прямо: она вампир? убивала людей?

Если ответит «да» или солжёт, то…

Быстро и сразу.

Правда, где-то на периферии сознания крутились мысли о неведомых ему (а кому ведомых?) способах лечения вампиризма. Слишком красива была Ная… Убивать оскалившуюся человекокрысу легче.

Теперь Ваня думал, как разыскать её. Разыскать без помощи дара.

Он пока не знал, что главное не это, потому что проснулся Царь Мёртвых.

И голоден.

Наверное, из Прохора смог бы получиться неплохой солдат. Даже командир — мазилками по крайней мере он руководил толково.

А ещё — он умел ждать. И — не давать волю эмоциям. Многие, знавшие Прохора, скажи им такое — удивились бы. Не поверили. Зря.

Все эмоционально-матерные тирады, и судорожно сжимающиеся кулаки, и удары этими кулаками по столу и ногами по подвернувшимся предметам — всё это было приёмом. Тактическим.

Не для демонстрации другим — хотя и на них эффект производило. Для себя. Чтобы спустить пар в свисток. Чтобы не убить — прямо тут и сейчас.

Когда Прохор смотрел в почерневшее нутро своего сейфа — никаких внешних проявлений не было. Пар ушёл внутрь. Но Прохор не взорвался от этого внезапного скачка давления — не схватил винтовку и не бросился убивать виновных. Или невиновных — кто подвернётся. Пар сжался в крохотный, не больше пули, комок — но давление внутри пули было чудовищным. Пуля сидела под сердцем.

Прохор стоял и молчал — в той же позе, у раскрытого сейфа. Могло показаться, что он потерял способность двигаться и думать. Но мозг работал, хотя и давал некие сбои в логике.

Прохор не верил в совпадения. Не верил, что в охотничьем домике взяли и наложились в пространстве-времени сразу два маловероятных события. Не верил, что Ваня оставил ему послание (смысл послания был однозначен, Прохор давно и недобро приглядывался к Ване) и мирно удалился — а таинственный некто, почти в то же время, неведомым способом вскрыв надёжнейшие замки и отключив в принципе неотключаемую сигнализацию, забрался в «Хантер-хауз». Забрался с единственной целью — уничтожить любовно собранную коллекцию Прохора.

Про мазилок, имевших ключи, Прохор даже не думал. Те хорошо его знали — и боялись. На такую опасную для жизни шутку мазилки не решились бы.

Ключи ещё были у Вани и Полухина.

Но последнего Прохор отмёл решительно и сразу. Кишка тонка.

Оставался Ваня. Даже без демонстративно выложенного на стол футляра других вариантов не было. Оставался человек, научивший Прохора всему — всему, что тот сейчас считал своей жизнью, своей настоящей яркой жизнью (остальное — семья, работа — мелькало дурным полусном). Человек, которого он опасливо уважал, даже побаивался… А теперь — перестал. Увидев сейф и футляр — перестал… Особенно футляр.

(Ваня ошибся в одном. Даже веря, что цель твоя чиста, а знамя свято, — нельзя ставить в строй кого угодно. Сначала делают Воинами, а потом дают в руки оружие…)

Прохор стоял. Думал.

Наверное, из Прохора смог бы получиться неплохой солдат.

Мозг работал чётко, несмотря на всю глубину стресса, — но некоторые сбои в логике всё же были.

Потому что он решил убить Ваню.

Но, заодно, — и Полухина.

Хочу воззвать к вам, господа с чистыми руками и добрым взглядом из-под очков, любящие жить и не любящие побеждать.

Кто вам говорит, что я рассказываю про солдат?

Все говорят?

Вы не любите солдат…

Понимаю…

Да, конечно, солдаты это кровь, и грязь, и смерть, и грохочущие сапоги, и плач детей, и пылающие дома, и расколотое небо, и недоцелованные парнишки, идущие на убой…

И распятый Бог.

Понимаю. Залитые пивом гамбургеры в вашем чреве испуганно булькают, когда по улицам гремят сапоги. И окно Интернета уже не кажется вам спасением.

Да и сам я к солдатам — не очень. Нужны, кто бы спорил… Так и ассенизаторы нужны, но запах, господа, запах!

Ваня Сорин солдатом не был. Он был Воином.

Про них и рассказ.

Глава 3