Царевна Софья

— Добро вы ныне сделали, что покорно пришли и спасли души ваши от гнева Божия и от меча лютого. Ведайте, что царские величества благочестивы и человеколюбивы, они не желают крови, не гневливы, хотят мира и готовы прощать виновных, которые вину приносят. Но есть у вас, как слышим, еще в полках ваших ныне на Москве злонравные люди, призывающие к мятежу. Вы теперь при виде милости к вам царских величеств будете надежны от таких подстрекательств. Возвратясь к Москве, утвердите в полках вашу братию от всякого зла, прекратите стрельбу из ружей, а взятое из царской казны оружие, пушки, порох и свинец верните на прежнее место. Затем, не допуская более никакого бесчинства, затейных слов и сумнительств, вы должны снова явиться сюда к царским величествам с повинной и с усердным покорением. И тогда примете оставление ваших вин и совершенное прощение. А если же этого вскоре не сделаете, плохо вам будет, ибо великие государи пойдут на вас силою многою неисчислимого воинства.

— Всё по воле вашей государской сотворим! — уверили правительницу стрелецкие выборные. — Только молим вас, пожалейте нас бедных и дождитесь, когда мы снова к вам, государям, возвратимся.

В грамотах от 29 сентября, отправленных патриарху Иоакиму и главе московской администрации М. П. Головину, Софья сообщила о переговорах с выборными и о своем требовании без промедления прислать в Троицу новую делегацию от всех полков с повинными челобитными. При этом выдвигалось условие, чтобы стрельцы «о всём, и от кого у них в полкех нынешняя смута учинилася, написали подлинно». В царских грамотах содержался приказ приводить людей, которые будут призывать к смуте или «говорить какие непристойные речи», к боярину Головину, и приносить обнаруженные где-либо письма с призывами к неповиновению к властям. Стрельцам и другим жителям Москвы было строго указано, чтобы у себя «никаких воровских людей не держали и их нигде не укрывали, и за них никогда не стояли никакими мерами». Далее шли требования сохранять «в целости» до государева указа взятые из казны оружие и военные припасы, снять расставленные мятежниками по всему городу караулы, чтобы «всяких чинов людей с Москвы и к Москве пропущали без задержанья». Кроме того, стрельцы должны были освободить арестованных, сидевших «за караулами» в полковых съезжих избах и в других местах. Правительница потребовала также схватить и немедленно прислать в Троицу князя Ивана Хованского и других лиц, распускавших ложные слухи и тем самым подстрекавших стрельцов и солдат «на смуту».^{169}

Тридцатого сентября Иван Хованский был арестован стрелецким отрядом из двадцати человек под командованием полковника Игнатия Огибалова, дьяка Ивана Максимова и двух капитанов надворной пехоты. На следующий день князь подвергся допросу в московской боярской комиссии и сразу же был отправлен под конвоем в Троице-Сергиев монастырь. Днем позже ему был объявлен смертный приговор, который тут же заменен ссылкой в Сибирь, в Якутский острог «на вечное житье».

Тем временем выборные возвратились в Москву и своими рассказами о милостивом отношении к ним правительницы Софьи вызвали радость в стрелецких слободах. Во всех полках немедленно начали писать челобитные в соответствии с требованиями царевны. Все стрельцы беспрекословно ставили свои подписи, за неграмотных подписывались их духовные отцы. 1 октября, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, патриарх Иоаким после литургии созвал стрелецких выборных в Крестовую палату и прочитал им царскую грамоту, в которой повторялись требования Софьи. Стрельцы благодарили первоиерарха за заступничество, показывали ему свои повинные челобитные и снова просили послать с ними в Троицкий монастырь представителя церковных властей «для заступления пред государями». Иоаким поручил эту миссию архимандриту Чудова монастыря Адриану. На другой день стрелецкая делегация отправилась из Москвы и к утру 3 октября прибыла в Гроицу.

Представ перед правительницей и царями, стрелецкие выборные «били челом словесно с великими слезами» и просили прощения. Софья после многословного увещевания объявила царскую милость «вместо чаемыя за их вину смерти и горьких мучений». Вслед за тем были объявлены условия прощения, состоявшие из одиннадцати статей.

В первом пункте говорилось, что стрельцы должны помнить «государьскую премногую милость», «никакое дурно не мыслить и ни с кем о том согласия и советов явно и тайно не держать, и смятения не затевать и никово к тому не наговаривать, и ни к каким мятежникам и к раскольщикам и к иным воровским людям не приставать, и для того по прежнему зборов не чинить, и с ружьем в город и никуды не приходить, и кругов по-казачью не заводить».

Вторая статья предписывала арестовывать и приводить в Приказ надворной пехоты людей, выказавших «злые умыслы» в отношении бояр и думных людей, подстрекающих к смуте и говорящих «непристойные речи», не «таить» письма с призывами к мятежу и «меж себя по полкам ни о чем писменых и словесных пересылок не держать, чтоб от того смуты и смятения отнюдь не было».