Когда она достала наряд, я вспомнила, что и фасон превосходный: сдержанное золотое шитье по кайме и на плечах, шея открыта, а руки закрыты. Складки свободные, дающие лишь намек на очертания тела и ног, которые мимолетно обрисовываются при каждом движении. К подшитому золотом подолу подойдут золоченые сандалии.
Свадебное ожерелье образовывало золотой воротник, приковывающий внимание к моей шее, а на лбу красовался золотой обод со священной коброй. Пусть этот римский республиканец увидит ослепительный блеск монархии. На фоне моего величия Октавиан с его убогой домотканой тогой просто исчезнет.
– Кто этот человек, госпожа? – спросила Ирас, укладывая мои волосы.
– Посланец Октавиана, – ответила я. – Ничем не примечательный. Я никогда раньше не слышала этого имени – Тирс.
– Ну, Октавиан тоже никогда раньше не слышал про Эвфрония, – заметила Ирас с присущей ей мягкой иронией. – Похоже, он подражает тебе, что бы ты ни делала. Как наша обезьянка.
Ирас указала на Касу: та с уморительной серьезностью ерошила шерстку на своей голове, подражая действиям моей служанки.
Я оценила чувство юмора Ирас. Однако правда заключалась в том, что Октавиан, скорее всего, знал имя каждого обитателя моего дворца и род занятий каждого служителя. Несомненно, дворец полон его шпионов, и от них невозможно скрыть даже самые интимные моменты.
Солнце между тем проделало половину пути к закату – значит Тирс уже прождал достаточно долго. Подошло время встречи. Я поднялась, с удовольствием ощущая, как шелестит и облегает ноги пурпурный шелк.
Он находился в комнате, примыкавшей к залу аудиенций, и его имя объявили, когда я села на трон. Окна были открыты, ветерок из дворцовых садов наполнял помещение свежим и чувственным ароматом цветов.
Сейчас я пишу эти строки и знаю, что это был мой последний официальный прием. Первый состоялся в том же зале, когда отец посадил меня рядом с собой и начал готовить к роли наследницы. Избитая фраза, но мне действительно кажется, что «все было только вчера». Когда что-то случается с нами впервые, мы всегда точно понимаем это, но вот насчет последнего раза – по несказанной доброте богов – мы осведомлены редко. Если б я знала… Впрочем, что бы я сделала иначе? Ничего! Разве что уделила бы больше внимания деталям, чтобы лучше запомнить их.
– Тирс, посланец из лагеря Октавиана Цезаря! – возгласил распорядитель церемоний.
Такое титулование должно было удовлетворить обоих: «Октавиан» – меня, а «Цезарь» – его.
Вошедший оказался высоким молодым человеком с гордой осанкой. Я постаралась придать себе вид надменный и величественный, и это мне, кажется, удалось – гонец уставился на меня так, как путники обычно взирают на пирамиды, великий храм Артемиды и прочие чудеса света.
Приблизившись к трону на несколько локтей, он преклонил колени, воскликнув:
– О госпожа! – и прикрыл ладонью глаза, словно подобное зрелище было слишком великолепным для очей смертного.
Только вот вышло у него это слишком гладко: явно отрепетировал.
– Поднимись! – молвила я и, словно в подтверждение сказанного, подняла скипетр.
– Мои колени отказываются повиноваться, – ответил он. – Они ослабели при виде твоего величия.
– Заставь их! – велела я.
Хватит с меня столь неумеренной лести.
Он поднялся с нарочитым усилием, не сводя с меня глаз.
– Внимая твоему приказу, не могу не повиноваться.
– Ты помощник Октавиана. Как твое имя – Тирс?
– Юлий Цезарь Тирс, – горделиво произнес он.
– Ты вольноотпущенник?
Это было немыслимо – направить ко мне вольноотпущенника. Да, таков ответ на моего посланника-учителя: Октавиан решил найти кого-нибудь рангом еще ниже. Если так пойдет и дальше, я не удивлюсь, когда ко мне отправят раба.
– Да, госпожа. Я получил свободу по милости моего бывшего хозяина, а ныне покровителя, императора Цезаря Divi Filius.
– Ты имеешь в виду Октавиана? – не упустила я возможности съязвить.
– Как угодно госпоже, – отозвался Тирс, нерешительно улыбнувшись.
Его глаза отличались удивительной голубизной.
– Но твоему господину вряд ли понравится, что ты с такой легкостью уступаешь его титулы.
Посланец снова улыбнулся:
– Мой господин далеко, а ты здесь. Я хочу угодить тебе и не собираюсь говорить ничего, что бы тебя раздражало. Если имя Октавиан приятнее для твоего слуха, используй его.
Надо же, какое миролюбие! Интересно, он действует в соответствии с полученными указаниями? По плану Октавиана?
– Приятнее всего для моего слуха было бы сообщение о том, что Октавиан оставил в покое меня и мое царство и отбыл обратно в Рим. Но вряд ли мне доведется такое услышать. Где он сейчас?
– В Ашкелоне.
В Ашкелоне. С этим городом у меня связаны драгоценные воспоминания, он много для меня значил, а теперь там угнездился мой враг. Как больно!
– Он готовится к переходу через Синайскую пустыню.
Это было сказано спокойно, без надменности или угрозы в голосе.
– С тем чтобы потом штурмовать Пелузий, – сказала я.
Пелузий представлял собой ключ к Египту, его восточные врата. Если крепость падет, путь на Александрию будет открыт.
– Таков его план, госпожа. Боюсь, ты и без меня о нем знаешь.