Царская дочь

Берл взял коня под уздцы и прошептал ему что-то – чуткое лошадиное ухо шевельнулось.

– Он пойдет тихим шагом, – пообещал Берл Лидии и Иавину, когда те подошли к нему с узелком, в который успели собрать кое-какие вещи.

Жена плетельщика притаилась в доме и поглядывала на улицу. Она узнала коня: тот принадлежал гостившим у них чужеземцам. Им понадобилась кормилица. Ну конечно! У молодухи нет молока. Ох уж эта Зиссель! Ох уж эта хитрая молчунья! Они взяли ее с собой, потому что она якобы вернула младенца к жизни. А девчонка, проныра этакая, конечно, уже узнала ребенка и, хоть умом и не блещет, теперь-то уж наверняка смекнула, что к чему. Послала за матерью, а уж Лидия, понятное дело, узнает сына.

Из-за этой безмозглой Зиссель все пошло не так! И чего ее понесло на улицу ночью, когда на соседнем дворе стояли чужеземцы? Девчонка должна была оставаться дома, с матерью, спать таким же глубоким сном. Подмены никто бы и не заметил, ведь она, жена плетельщика, даже не забыла сжечь пеленки мертвого младенца. Гости увезли бы с собой здорового, упитанного мальчика.

Лидия погоревала бы, понятное дело, но в конце концов признала бы в мертвом младенце своего сына. А со временем смирилась бы и с женитьбой Берла на Зиссель. И с тем, что у них родились бы дети. Что ей самой уже поздно быть матерью. Что теперь пришла пора ее дочери рожать детей.

Жена плетельщика взглянула на красивого скакуна и на сына, который принес ему воды и задал сена.

Все сложилось бы иначе, если бы не эта безмозглая девчонка с птичьей лапой!

Но куда им – Лидии и Зиссель – против этих богатеев? Попробуй они обвинить этих знатных, благородных господ в подмене младенца, не сносить им головы! Нет, с богатеями им не сладить!

Все пошло не так, как она задумала. А ведь Берл-то ее – красавец! У них с Зиссель могли бы родиться славные дети. Уж наверняка эта ее птичья лапка не передается от матери к ребенку? Ведь такая лапка – не иначе как ошибка природы. Ах, какие красивые дети могли бы у них родиться! Мальчики и девочки с шаловливыми глазками, черными кудрями и всем, чем положено. С десятью пальцами на руках, десятью на ногах и звонкими голосами, чтобы звать бабушку.

Из-за мастерской, задыхаясь, выбежал плетельщик.

– Берл! Иавин! – Он уперся руками в колени и попытался перевести дух.

Берл помог Лидии сесть в седло и дал ей в руки поводья. Затем подсадил Иавина и тихонько сказал:

– Возвращайся к нам, Иавин.

Лидия обернулась и крикнула плетельщику:

– Сосед, позаботься о Беляшке с козлятами!

Плетельщик кивнул и поднял руку в знак прощания. Тогда Берл легонько хлопнул коня по холке, и тот пустился шагом. Вскоре хижины остались позади, и конь с двумя всадниками вышел на прибрежную тропу.

Лидия сидела в седле с испуганными глазами, дрожа от страха. Костяшки ее пальцев побелели – так крепко она сжимала поводья.

– Мама, послушай, – заговорил, дыша ей в спину, Иавин. – Они забрали Менахема и ведут себя так, будто он сын кого-то из них. Кого, я не видел. Но он плачет и плачет, а покормить его некому. Зиссель сказала мне привести тебя, но ты не должна говорить, что ты из селения у источников и что Менахем – твой сын. Скажи, что твой ребенок умер и что ты с Низкого берега.

Лидия кивнула.

– Я с Низкого берега, – монотонно повторила она. – Я с Низкого берега, и мой ребенок умер.

Заслышав лошадиную поступь, Дина встала и подошла к Зиссель, которая тянула шею, чтобы посмотреть, кто едет. Менахем, обессилев от плача, спал у нее на плече.

Им навстречу выехал конь. Впереди сидела женщина с расцарапанным лицом – должно быть, кормилица. Позади нее ехал мальчишка – прислужник целительницы.

Дина вопросительно взглянула на Зиссель. Та утвердительно кивнула.

Мужчины помогли прибывшим спешиться. Женщина с трудом держалась на ногах. Бледная как мел, она тяжело опиралась на мальчика.

Зиссель не могла позволить себе заплакать. Выдать себя. Не могла подбежать к Лидии. Ее трясло, но лицо оставалось невозмутимым.

Лидия заметила ее и одним взглядом вобрала в себя все. Прямую осанку дочери. Цветной, богато расшитый платок. Перевязь. Менахема у нее на плече.

На миг их взгляды пересеклись.

В уголке глаза Лидии набухла слеза, поползла по щеке.

Дина подошла к ней и влепила пощечину.

– Никаких слез! Сына моего брата должно кормить с улыбкой на лице и радостью в душе. Из моего племянника вырастет доблестный воин. Поняла?

Казалось, она вот-вот отвесит Лидии вторую пощечину.

Иавин втиснулся между ними:

– Ее… э-э… дочь… недавно умерла.

– Во всякой жизни есть место и горю, и радости, – кивнула Дина. – Как твое имя?

– Лидия, – хрипло и едва слышно ответила Лидия.

– Возьми ребенка у целительницы, Лидия, и покорми его. Когда мы приедем в Сион, тебя вознаградят.

Зиссель подошла к Лидии и отняла Менахема от себя. Он тут же проснулся и снова заплакал.

Лидия взяла его. На миг руки матери и дочери соприкоснулись, их взгляды встретились.

Мама, милая мама!

Зиссель, девочка моя! Спасибо тебе! Спасибо!

Опираясь на подушку, Лидия сидела на циновке в кустах и кормила Менахема. Она низко склонилась над ним, бережно подложив руку ему под голову, как ракушку.