Царская дочь

Младенец заплакал. Зиссель стала покачиваться в седле, надеясь убаюкать малыша, но это не помогало.

Юноша вздохнул. Ох уж эти женские тяготы! Лучше встретиться с врагом на поле брани! Пустив лошадь в галоп, он догнал свою сестру, что ехала на осле впереди, и заговорил с ней. Затем жестом приказал всем остановиться.

Дина поманила старшую прислужницу. Они спешились и подошли к Зиссель и Брахе.

– Браха, возьми себя в руки. Твой ребенок здоров, в Сионе ты сможешь отдохнуть. Сейчас нужно собраться с силами. Твой сын плачет. Он голоден, ты должна его покормить, – строго сказала Дина.

Зиссель взглянула на Браху – та была старше ее от силы на пару лет. Зиссель вспомнила, как Лидия кормила Менахема и как естественно это у нее получалось, ведь она уже знала, в чем нуждается новорожденный.

Браха падала от усталости.

– Я бы покормила, но не знаю как, – всхлипнула она.

– Не плачь, мы тебе поможем, – успокоила ее Дина.

Она поддержала Браху, пока та спешивалась, огляделась, заметила кусты и легонько подтолкнула к ним девушку.

Зиссель понесла Менахема следом. Прислужница куда-то убежала, потом вернулась с циновкой, покрывалом и подушкой.

– Приляг здесь. Мы покажем, как его кормить, – сказала Дина. – Обмоем тебя и перевяжем заново. Наберись мужества, Браха. Доверься нам. Все будет хорошо.

Тем временем ребенок на руках у Зиссель отчаянно вопил. Колени девочки дрожали от усталости, непривычные к седлу ягодицы ныли. Она размотала перевязь. Ребенок, должно быть, весь вспотел от такого истошного крика.

Она осторожно подняла вуаль с его личика. Щеки малыша были пунцовыми, глаза зажмурены.

У Зиссель перехватило дыхание.

Она мгновенно узнала его.

Узнала все его черты. Пухлые губки и круглые щечки, носик и ушки, края которых почти не загибались, в точности как у Каменотеса.

Менахем!

Прислужницы помогли Брахе устроиться на циновке за кустами и подложили ей под спину покрывало с подушками. Дина взяла Менахема у Зиссель, опустилась на циновку рядом с Брахой и приложила его к ее груди.

Зиссель стояла недвижно, как дерево, и пыталась распутать клубок мыслей у себя в голове.

Мать. Знает ли она, что произошло? Нет, конечно нет! Она, должно быть, сходит с ума от беспокойства! Кричит в отчаянии, зовет их. Ищет их повсюду. Кличет ее: «Зи-и-иссель!»

Думать об этом было невыносимо.

На глазах выступили слезы, но она тут же зажмурилась и прогнала их.

Нужно вернуться к матери, успокоить ее. Все исправить, позаботиться о ней. Нужно вернуть Менахема Лидии!

Словно в тумане, она видела, как прислужницы хлопочут вокруг Брахи. Слышала, как они тихо переговариваются, но слов не разбирала. От Брахи ее взгляд скользнул к младшему брату Дины. Он стоял рядом с солдатами и, как и его бьющий копытом конь, сгорал от нетерпения.

Сердце Зиссель разрывалось от отчаяния и боли за Лидию. Она упала на колени и, всхлипывая, прижала к глазам перевязь, пахнущую братом.

Не плакать. Не плакать.

Вдруг ее осенило: Брахе не удастся покормить Менахема!

Ее ребенок родился слишком рано. У нее еще нет молока. Она сама не своя от пережитого. Ей больно. Она молода и неопытна. Ей не удастся его покормить.

Менахем не перестанет кричать.

Зиссель встала и дрожащей рукой стряхнула с колен песок.

В ней вспыхнуло пламя надежды, такое яркое, что пришлось опустить глаза, чтобы никто не заметил в них победного блеска.

Кричи, Менахем! Кричи, братик! Сведи их с ума своим криком. Доведи до отчаяния. Тогда они придут ко мне. И ты получишь свое молоко. Я об этом позабочусь. Самое лучшее молоко, полное любви. Кричи, малыш! Пусть все тебя слышат!

Она утерла глаза, выпрямилась, глубоко вздохнула и стала ждать, когда Дина подойдет к ней.

Ей сказали: ты должна позаботиться о том, чтобы этот ребенок жил.

И она это сделает.

Пастушья флейта

Берл остановил Иавина и показал пальцем.

– Смотри!

Они еще не спустились с горы, и под ними открывался вид на всю долину.

Караван чужеземцев, от которых они с Берлом скрывались в горах, остановился. Всадники спешились и, казалось, чего-то ждали.

– Вон там… – сказал Берл. – Это Зиссель.

Иавин засмеялся. Только он решил, что к Берлу потихоньку возвращается разум, как тот возьми да брякни такое. Сразу ясно: парень по-прежнему не в себе.

– Да нет, что ты!

Он хотел было идти дальше, но Берл удержал его.

– Вон та. В фиолетовом платке. Зиссель, – повторил он. – Рука в кармане платья.

Это заставило Иавина прислушаться. Он замер и вгляделся вдаль, щурясь от яркого света. Было в позе этой девушки что-то такое… и этот платок с узлом на шее, отягощенный весом длинных кос.

Он оцепенел.

Что Зиссель делает среди этих людей? Почему так выглядит?

На ней перевязь или что-то в этом роде. Она что, держит ребенка? Младенца Лидии?

Потрясенный, он неотрывно глядел на фигурку в долине. Неужто Лидия умерла в родах и Зиссель теперь отправилась в путь с этими людьми? Они что, предложили ей помощь? Его пронзило острое чувство вины. А что, если Лидия умерла, потому что они с Берлом спрятались в пещере и некому было привести повитуху с Низкого берега?

От ужаса он позвал:

– Зи-и-иссель!