Царская дочь

Даже теперь Зиссель не понимала, что произошло. Даже теперь не понимала, на какое зло способны люди.

А понимала только, что должна подыгрывать им, если хочет остаться в живых.

И она кивнула.

Часть III

Как Зиссель исчезла

Все происходило ужасно быстро. Старшая прислужница сунула Зиссель платок и приказала убрать под него волосы. Он был из крашеной ткани цвета красного лука и расшит цветами. Трясущимися руками Зиссель заплела волосы, покрыла голову платком и завязала его сзади на шее.

Ее вытолкали на улицу. Все было готово: лошади запряжены, мулы с ослами навьючены. Из-за кустов на краю двора виднелся дом, где она прожила всю жизнь. Почему Лидия не проснулась от шума? Она должна выйти и помочь ей!

Но вместо Лидии к ней подошли две прислужницы. Младшая несла на руках младенца. Чтобы в глаза не попал песок, а вокруг рта не собирались мухи, на лицо ему накинули тонкую вуаль. Старшая прислужница надела на Зиссель тугую перевязь и уложила в нее ребенка. Малыш захныкал. Женщина крепко затянула перевязь у Зиссель на плечах, чтобы ребенок не болтался и не выпал. При этом незаметно для остальных она пару раз ткнула Зиссель в ребра сильнее, чем требовалось, и та почувствовала угрозу, исходящую от грубых рук.

Знатный юноша молча следил за приготовлениями. Когда прислужница отошла, он обратился к Зиссель, медленно и отчетливо выговаривая слова:

– Заботься о ребенке. Заботься о нем так, как если бы он был твой.

Зиссель кивнула. От малыша исходило тепло. Она вспомнила, каким крошечным и бледным он был, когда она увидела его в первый раз, и как она приняла его за мертворожденного. Если он-таки умрет у нее на руках, ей и самой жить останется недолго – уж это-то она понимала. Виновата будет она. Вот почему ребенка доверили ей, а не молодой матери.

Помочь ей некому. Поблизости – ни Иавина, ни Берла, а жена плетельщика сбежала. Сам же плетельщик вышел из-за станка у себя в мастерской, позевывая, почесал пузо и с явным облегчением окинул взглядом отбывающих гостей.

Зиссель – в перевязи и с цветным платком на голове – он даже не узнал. Ему и в голову не пришло, что девушка, которую сажают на осла, – его соседка. Караван тронулся в путь.

Зиссель ухватилась правой рукой за деревянное седло, а короткой рукой бережно обняла ребенка. Она все оглядывалась назад. Лидия должна выйти на двор! Должна увидеть, что ее увозят! Что она жива и здорова. Что она не бросила мать!

Лидия проснулась с необъяснимым чувством надвигающейся беды. Она открыла глаза и уставилась на потолок из пальмовых листьев. Тревожиться не было причины, и она уговаривала себя успокоиться. Все хорошо. Она родила сына. Ребенок здоров, роды прошли благополучно.

Снаружи донесся лошадиный всхрап, потом исчезающие вдали голоса и стук копыт, и Лидия с облегчением поняла, что чужеземцы, ночевавшие у плетельщика, наконец уехали.

Она повернулась на бок и увидела белеющее в полумраке личико Менахема, завернутого в белые пеленки. Он спокойно спал.

А где же Зиссель? Ах да, пошла за водой. Наверное, уже вернулась с полным бурдюком, поспала и снова вышла на двор…

Лидия подумала об Иавине. Теперь, когда чужеземцы уехали, они с Берлом вот-вот вернутся. Он ведь обрадуется новому братику, их с Каменотесом сыну? Или малыш напомнит ему о погибших братьях, братьях из его прошлой жизни в далекой стране?

Проснулась Беляшка. Козлята уткнулись в ее вымя и, повиливая хвостиками, принялись громко сосать молоко.

Лидия села в постели. В животе резануло болью. На миг перед глазами поплыло, и она замерла, ожидая, когда головокружение пройдет. Потом с улыбкой потянулась к сыну:

– Менахем… Просыпайся. Тебе тоже пора поесть.

Она взяла его на руки и содрогнулась.

Из ее горла вырвался жалобный вопль.

От ужаса она чуть не уронила ребенка. Это не Менахем!

Лидия с трудом поднялась и, держа младенца на вытянутых руках, как можно дальше от себя, на нетвердых ногах вышла на двор. Это чужой ребенок!

Плетельщик только-только прилег в надежде немного поспать. Жена вернулась, но, казалось, совсем не устала. Она беспокойно ходила туда-сюда, то брала что-то в руки, то снова клала на место.

Он отвернулся от нее и закрыл глаза, но тут кто-то резко откинул завешивавшую вход циновку и с жалобным воем ввалился внутрь.

Плетельщик испуганно приподнялся. То была Лидия, и такой он ее не видел даже после смерти Каменотеса. К красному, распухшему лицу липли растрепанные волосы. Платье распахнулось на груди. Она выла, как воет зверь в смертельной опасности. Перед собой она держала младенца, очень маленького, очень хрупкого и совершенно неподвижного.

– Соседка! Посмотри! Ты же видела Менахема! Это не мой сын! Это не те пеленки, что соткали мы с Зиссель. Что случилось? Помоги мне, соседка. Помоги, сосед! Где Зиссель? Это не мой ребенок! Посмотри! Смотри же!

Ничего не понимая, плетельщик уставился на жену. В рассветных сумерках ее лицо казалось бледным пятном. Жена была странно спокойна. Она взглянула на ребенка и отвела глаза, упершись взглядом в стену.