Царская дочь

Успокоившись, Лидия с Зиссель принялись за еду – такую вкусную, что они снова невольно разулыбались.

Они опять могли вбирать в себя новое. Прислушивались к звукам дома. Любовались ярко-розовыми цветами олеандра во дворе. Изучали друг друга новым взглядом. Никто их не беспокоил, и они надеялись, что и Иавин тоже в безопасности, где-то со слугами в этом огромном доме.

Когда они насытились, в Зиссель проснулось любопытство. Она осторожно приподняла циновку на входе и выглянула в коридор, по которому их сюда привели. Вдали брезжил свет – вероятно, там было окно или выход во двор, точно Зиссель не помнила. Она не была уверена, с какой стороны их привели сюда в первый день. Другой конец коридора уходил в темный проем. Оттуда, из темноты, донеслись шаги.

Зиссель поспешно опустила циновку и одним прыжком оказалась у столика, словно и не вставала.

Кто-то прошел мимо и удалился. Зиссель бросила на Лидию полный облегчения взгляд.

Заговорили они, только когда сумерки притушили разноцветье дворика и настала ночь. Зиссель объяснила матери, что, по словам Дины, ее брат не хотел жениться на Брахе. И вступил в брак только потому, что повиновался державной воле царя Соломона, который хотел с помощью родственных уз заручиться верностью влиятельного племени.

Зиссель рассказала, что сын Брахи должен жить, чтобы муж не отринул ее и не лишил места главной жены. И чтобы царь не мог обвинить Дину, ее брата и слуг в том, что они плохо ухаживали за Брахой и своей нерадивостью разрушили его замыслы.

Дома, когда они говорили о привычных вещах, Лидия всегда понимала Зиссель. Эта история была запутанной, но Лидия кивала и, казалось, вникала в объяснения дочери.

И Зиссель рассказывала дальше: как короткая рука спасла ее от солдат и навела их на мысль, что она, Зиссель, – целительница, родственница богини-змеи. Как она зашипела по-змеиному. Как жена плетельщика нашептала Дине, что в соседнем доме тоже родился младенец.

Здоровый, упитанный, сильный.

Ни Лидия, ни Зиссель никак не могли понять, почему соседка так поступила. Могли только догадываться. Может быть, Дина подкупила ее, пообещав разыскать в Сионе ее сыновей? Верно, в этом все дело.

Наутро их разбудил какой-то шум. Торопливые шаги, крики и – где-то на улице – лошадиное ржание.

В комнату сломя голову вбежала робкая девочка с пеленками для Менахема. Лидия схватила ее за руку.

– Что происходит?

– Господин вернулся, отец твоего молочного сына, муж госпожи Брахи, – выпалила она и, прежде чем они успели ее поблагодарить, умчалась с грязными пеленками.

Они напряженно прислушивались, пытаясь понять, что происходит в доме. Заслышав шаги, в страхе переглянулись. Лидия вынула Менахема из колыбели и прижала к себе. Зиссель спрятала левую руку в складку новой туники и села у окна, чтобы никто не заподозрил никакой близости между ней и кормилицей. Ведь они чужие люди. Все, что их объединяет, – это общая комната и совместная забота о благополучии сына этого знатного семейства. Больше ничего.

Через мгновение Дина резко откинула циновку и зашла в комнату в сопровождении двух прислужниц, каждая из которых несла по корзине, полной каких-то вещей. Узнав в одной из них ту пожилую женщину, что ударила ее и грозила ей ножом в доме плетельщика, Зиссель невольно сжалась.

Лидия поднялась и неловко поклонилась Дине. Та сегодня была одета роскошно, волосы уложены в сложную прическу.

Зиссель с трудом сдержалась, чтобы не последовать примеру матери. Нельзя забывать: она ведь целительница. Поэтому девочка только присела в легком поклоне и постаралась принять мудрый и невозмутимый вид.

Похоже, она поступила правильно. Дина обратилась к ней, словно не замечая Лидии:

– Вернулся муж Брахи, мой старший брат и хозяин этого дома. Нужно показать ему сына, – громко произнесла она, склонившись поближе к Зиссель и нажимая на каждое слово. – Царь тоже желает его видеть. Нас ждут во дворце.

Она махнула рукой. Прислужницы подошли к Лидии и забрали у нее Менахема, даже не удостоив ее взглядом. Для них Лидия была всего лишь кормилицей: пусть радуется, что ей дали удобную комнату, вкусную еду и чистую одежду.

Старшая прислужница принялась распеленывать Менахема. Две другие вышли и вернулись с миской, полной воды. Из корзинки они достали пузырек с маслом и добавили пару капель в воду. Менахема помыли, хотя Лидия уже успела это сделать. Малыш легонько кряхтел и морщил лобик. Губы его дрожали, но он не заплакал. Его вытерли, обернули в чистое и натянули богато расшитый кафтан и башмачки из мягкой козлиной кожи. Напоследок Дина надела на него золотую цепочку с амулетом, в котором поблескивали маленькие самоцветы.