Царская дочь

Лидия наблюдала за происходящим с беспокойством и изумлением. Нося Менахема под сердцем, она представляла себе, каким будет ее ребенок. Мечтала, что сын унаследует от Каменотеса его терпеливый и мягкий нрав. Видела его во сне шестилетним, с пастушьим посохом среди горных коз, с развевающимися на ветру волосами и улыбкой на лице. Ей грезилось, как он плавает в заводи со старшим братом Иавином. Она мечтала о счастье, здоровье, семье. Теперь же Лидия ошарашенно смотрела, как чужая рука взбивает его черные волосики, как его опрыскивают цветочной водой, чтобы представить человеку, который приходится ему родней не больше, чем орел – мыши.

Она сидела и глядела во все глаза, приоткрыв рот.

Она выглядела как простая, недалекая деревенщина.

Ей даже не приходилось притворяться, что она ничего не понимает.

Прислужницы обращались с Менахемом осторожно, но умело. Они тихо переговаривались, умиляясь:

– Какой же он здоровый и сильный!

– Какой у него чудесный румянец!

Одна из них повернулась к Дине и сказала:

– Госпожа! Посмотри, как крепко он хватается за мой палец!

Дина впервые обратилась к Лидии, которая потрясенно опустилась на край кровати:

– У тебя хорошее молоко, кормилица.

Дина с облегчением отметила, что от женщины уже не так разит козой. Ведь вонь, чего доброго, могла передаться и ребенку, и ее брат поморщился бы и спросил: «Чем это вы кормите моего сына? Козьим молоком?»

Она деловито добавила:

– И выглядишь ты намного лучше. Чистая, опрятная, и царапины заживают. Хорошо ли тебя кормят?

– Да, госпожа.

Чтобы скрыть исказившую черты ненависть к женщине, укравшей ее ребенка, Лидия склонила перед ней голову.

Глаза царя

Когда прислужницы принялись складывать все обратно в корзины, Дина вдруг замерла в нерешительности.

– Когда ты в последний раз кормила младенца? – спросила она у Лидии.

Менахем поел как раз перед приходом прислужниц, но, не желая отпускать его от себя, Лидия без колебаний ответила:

– Между полуночью и рассветом, госпожа.

– Мы, конечно, не можем представить его отцу и царю в плохом расположении духа! – Дина раздосадовано мотнула головой. – Вы пойдете с нами, на всякий случай. – Она кивнула старшей прислужнице. – Приведи их во дворец, когда будут готовы. И поспешите!

Она взяла Менахема на руки и посмотрела на него. Малыш зевнул, широко разинув беззубый ротик.

– Похоже, он скорее хочет спать, чем есть, – заколебалась она.

– Он может внезапно проголодаться, – торопливо подсказала Лидия. – А кричать он умеет как никто другой.

– Да уж. Это я помню. – Дина вздохнула. – Хорошо, не будем рисковать.

Она подошла поближе к Зиссель и медленно и четко произнесла:

– Не забудь, это ты наложила руку на моего племянника и нашла в нем жизнь.

Кормилице эти слова не показались бы подозрительными, но молодой целительнице они тонко намекали на то, какой конец ее ждет, вздумай она выдать тайну.

Казалось, девчонка опять поняла ее и кивнула.

Вдруг, стоя у окна совсем близко к целительнице, Дина впервые заметила, какие у той глаза.

Серо-зеленые и искрящиеся, как драгоценные камни.

Глаза, какие редко встретишь у жителей этой страны. Глаза царя.

Дине понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя после такого открытия.

А Зиссель тем временем выжидающе смотрела на нее. Ей хотелось отвести взгляд, но это было бы так же непочтительно, как если бы она повернулась к Дине спиной. Она ведь глухая и должна читать по губам.

– Мы идем представлять моего племянника его отцу и царю, – наконец произнесла Дина, едва не крича Зиссель в лицо. – И ты идешь с нами.

Зиссель с Лидией мигом заплели волосы, покрыли их платками и надели пояса. Старшая прислужница осталась их ждать и, похоже, решила, что Зиссель требуется помощь. Подвязывая косы девочки, она несколько раз дернула ее за волосы и угрожающе заглянула ей в глаза.

– Ты помнишь? – Она двигала губами почти бесшумно, чтобы Лидия ее не услышала. – Это ты, целительница, ты нашла в ребенке жизнь. Вот как было дело.

Она красноречиво провела рукой у горла и толкнула Зиссель так, что та спиной ударилась о стену. Ошеломленная, Зиссель восстановила равновесие и кивнула. Лидия все видела, но помочь дочери не могла. Она сжала губы и притворилась, что занята приготовлениями и ничего не замечает.

Когда обе были готовы и, дрожа от страха, встали перед прислужницей, та рявкнула:

– А сандалии? Немедленно обуйтесь! Слуги этого дома не могут предстать перед царем босыми!

Она шлепнула Зиссель по руке. Эта строптивая дуреха сама должна была об этом подумать! Молчание Зиссель бесило прислужницу не меньше, чем жену плетельщика, и ее так и подмывало унижать девчонку. Остановить ее было некому: кормилица знает свое место и вмешиваться не станет.

– У нас нет сандалий, – поспешила ответить Лидия, положив руку на грудь. Этот жест предназначался Зиссель. Милая моя девочка. Лидия склонила голову. – Прости, но вины целительницы тут нет.