Царская дочь

– По нраву ли тебе, Браха, мой павлин? А вот этот мой дружок – милый, игривый львенок? Только представь: когда он вырастет, сможет истерзать тебя когтями снизу доверху, клыками содрать с тебя мясо так же легко, как ты отделяешь вареную рыбу от костей.

Царь посадил львенка на трон, подал Дине с братом знак подняться, сошел с возвышения и любезно помог встать сконфуженной Брахе. Затем он склонился над Менахемом, заглянул в его темные глазки и вложил палец в кулачок, которым размахивал малыш. Менахем тут же сжал палец и потянул его в рот.

Царь засмеялся.

– Да подойди же, друг мой, взгляни на сына, – бросил он через плечо мужу Брахи, который не удостоил Менахема и взглядом. – Возрадуйся своему счастью! Твой сын здоров и крепок и уже с любопытством смотрит на мир. Забудь все обиды и поблагодари супругу, которую я для тебя выбрал. Она подарила тебе прекрасного наследника.

Птица, словно в знак согласия, встряхнулась и снова вскрикнула. Однако на мужа Брахи царская речь действия не возымела, и с места он не сдвинулся.

– Солдаты говорили мне, что ребенок долго молчал. Разве может мертворожденный ожить?

Сощурившись, он посмотрел на Браху, потом на брата с Диной.

Младший брат, не ведая дурного, дал честный ответ:

– Это правда, брат мой. Молчание твоего сына встревожило нас. Мы молили богов о милости. Они услышали нас и прислали целительницу, которая нашла жизнь в твоем сыне, моем племяннике, и сделала так, что он, к нашей великой радости, задышал.

Руки Брахи дрожали.

– Целительница… – прошептала она.

Дина обернулась и махнула рукой.

У стены зала старшая прислужница подтолкнула Зиссель. Та поспешно поднялась. Как можно быстрее, но стараясь не переходить на бег, она, не поднимая глаз, приблизилась к Брахе и взяла у нее Менахема. А потом растерялась. Что делать? Отнести его к прислужницам? Но муж Брахи еще не взглянул на него!

В нерешительности она отступила на пару шагов, опустилась на колени, склонив голову, и прижала к себе Менахема.

Взять малыша у Брахи одной рукой ей бы не удалось, а от царского взгляда не уклонялось ничто.

– А! Целительница! Девушка, помеченная богами. Мне рассказывали, она не слышит и не говорит, но шипит как змея и своей короткой рукой может накладывать проклятие.

Голос царя был приязненным, но и таил угрозу. По спине Зиссель пополз холодок: я его не слышу, я ничего не слышу.

Покоробленный легковерностью младшего брата, муж Брахи резко встал.

– Ах да, пресловутая целительница! – пренебрежительно бросил он. – Та, кого боги наделили даром возвращать к жизни мертвых младенцев.

Он подал знак. Из тени вышел прислужник с серебряным блюдом в руках и… выронил его. Блюдо ударилось о каменный пол, по залу оглушительным эхом разнесся звон. Испуганный львенок кубарем полетел с трона, павлин заорал, а блюдо все крутилось и крутилось, пока не остановилось наконец. Еще пару мгновений у присутствующих гудело в ушах.

Зиссель повезло, что на руках у нее был Менахем и она с перепугу лишь крепче сжала его, чтобы не уронить. Иначе всем стало бы ясно, что она слышала, как упало блюдо. Малыш, испугавшись дважды, разревелся, и она переложила его на плечо, чтобы успокоить. Со стороны казалось, что целительница занята только им, а краска на ее щеках объясняется не испугом, а смущением от того, что ребенок заплакал в присутствии царя.

Царь улыбнулся – похоже, знал об уловке с блюдом.

– Что ж, сам видишь. Она и вправду глуха, – сказал он мужу Брахи. – А вот у твоего сына, судя по всему, прекрасный слух. Так что забудь о своем недоверии. Возрадуйся здоровому наследнику. Познакомься с ним и вели свершить обряд наречения и обрезания.

Свобода в неволе

В мужнем доме Брахе нечем было заняться. Она отчаянно скучала по родным и чувствовала себя здесь нежеланной гостьей, глупышкой, ребенком. Муж согласился взглянуть на Менахема лишь по настоянию царя и, слава богам, ни разу не посетил ее опочивальни. Сносить подобные грубость и безразличие было унизительно, но теперь, когда она подарила мужу здорового сына, положению Брахи – как и месту Дины с прислужницами – ничто не угрожало.

Дина заправляла хозяйством. Вдобавок она наставляла Браху – железной рукой, как всадник, муштрующий скакуна. Она была исполнена решимости научить Браху всему, что та обязана уметь как главная жена хозяина дома, и ни на миг не дать ей забыть о страшной тайне, которую они хранили. Проведай царь или муж Брахи об обмане, им обеим и даже знавшим о подмене прислужницам не сносить головы.