Василий сказал себе это, но сам-то серебряной ложечкой добывал из яйца вкусный желток.
Ни о чем уже не думая, собирал он вещи, прощался с гостеприимным немцем и его семейством. Скользил глазами по дому и ни разу не посмотрел на Сейм, где ракита, лодка…
В коляске Василий сразу же задремал, тем более что небо затянуло серым и, видимо, долгим ненастьем. Сыпал мелкий, не летний дождь.
– Всё это она! – сказал Василий, думая о дожде, и проснулся.
– Что ты говоришь? – не понял Лев.
– Приснилось! – И встрепенулся. – А ведь дождь! Значит, и пыли нет!
– Дождь кончился. Солнце за тучками, но впереди чисто! – Лев обнял брата за плечи. – Васенька, ты понимаешь, сколь радостно для нас письмо воспитателя?
Василий отирал ладонями заспанное лицо.
– Чем же?
– Нам велено пожить с неделю в Лемешах, в доме самой Натальи Демьяновны! Нашей прабабушки. Это же не что иное, как признание!
– Чего признание! – не понимал Василий.
– Господи! Ты совсем обалдел, гуляючи ночами! – Голос брата был ласковый, любящий. – У нас нет больше воспитателя, мы обрели отца.
– В письме об этом не сказано.
– Де-факто!
Коляска плюхнулась колесами в дорожную ямку. Седоков обдало пылью.
– Ничего себе! – Василий глаза даже вытаращил. – Как сказала, так и есть! – покосился на брата. – Не обращай на меня внимания. Я все еще не проснулся.
В Лемешах они жили в хате Розумихи. Почитывали за трапезами надпись на матице: «Благословением Бога Отца, поспешанием Сына, содействием Святаго Духа создася дом сей рабы Божией Натальи Розумихи. Року 1711 майя 5 дня».
Лев наслаждался сей надписью.
– Она гордилась своею хатою. Здесь и сон свой видела: солнце, луну и звезды, пришедшие под ее крышу! – В его разумных глазах сияла сумасшедшинка. – Васенька, мыслимо ли сие? Казачка, возведенная в статс-дамы?
Василий тоже все время думал о счастье Розумихи. Замирая сердцем, дотрагивался до побеленных стен, а когда оставался в хате один, ложился на пол, лицом вниз, раскидывая руки и ноги, дабы поболе ухватить. Однажды умудрился-таки достать рукою матицу. Скамью пришлось на стол взгромоздить.
Не одному себе счастье искал…
Они съездили со Львом в Адамовку, отстояли вечерню в церкви Алексеевщины, в усадьбе Розумихи.
Ходили на службу в Трехсвятительскую церковь в Лемешах: тоже прабабушкина молитва.
За день до расставания с родиной удивительной своей прабабушки наведались в Козелец.
И пожалели, что раньше сюда не приехали.
Великое счастье даровано было Розумихе. За обещание Господу и Богородице поделиться собранной под чужими окнами милостыней Бог дал не суму с кусками хлеба, но золото.
Большее из посланного отдала Розумиха Пославшему. Господь не оставил горькую вдову.
Увы! В Михайловской церкви, известной в народе как Юрьевская божница, двери были заколочены. Названа в память князя Юрия Долгорукого, а поставлена еще раньше, во времена правления Святополка Изяславича в 1098 году.
Братья вышли из коляски, поклонились храму, обошли, потрогали древнюю дивную кладку. Здесь била поклоны искренняя сердцем прабабушка Наталья Демьяновна. И вот ведь какая странность! Козелецкий собор Рождества Богородицы Наталья Демьяновна начала строить в 1752 году, а через год молния ударила в Юрьевскую божницу, так ударила, что пришлось закрыть: купол стал ненадежен.
Собор, возведенный попечением прабабушки, – самое сердце Козельца. Колокольня о четыре яруса, храм двухэтажный, с тремя куполами.
Вошли братья в собор – и вот они, палаты Господа Бога. Под куполом само солнце, сыплет золотом лучей. Окна огромные, ибо се – Дом Света. Над окнами, в простенках лепнина рокайля. Да токмо таких раковин не сыскать ни в морях, ни в океанах, и цветов таких на земле со дня Творения не бывало, покуда их в Козельце на стенах храма не взрастил Грицко Стеценко – домашний зодчий Натальи Демьяновны, а также и живописных дел мастер.
Иконостас рос навстречу диковинным украшениям и вырос аж в пять ярусов. Рассмотреть кружево из цветов, вензелей, загогулин, куда-то ведущих и не имеющих конца, – жизни не хватит. А мастерам сработать этакое диво хватило несколько лет.
Братья слышали: основанием Рождественского собора послужил иконостас, подаренный императрицей Елизаветой Петровной Наталье Демьяновне. Его доставили из Италии для Санкт-Петербурга, но удивлял он и удивляет Козелец да редких заезжих в сии малороссийские долы.
На Литургию братья опоздали, но священники отслужили молебен над плитою Натальи Демьяновны, похороненной в соборе.
Обед был устроен в селе Покорщине, в усадьбе прабабушкиной. На обед пожаловали все местные старшины, благочинный, протоиерей, чиновники. Прислуживали лакеи самого Кириллы Григорьевича.
Со стены на правнуков смотрела Наталья Демьяновна. Лицо светлое, в глазах ум и украинская особая печаль. Наряд дорогой, но не петербургский, в своем прабабушка, малоросском. Разве что на груди усыпанный бриллиантами портрет Елизаветы Петровны – награда поболе Андрея Первозванного.
Был на пиру и полковник Драган, муж Веры Григорьевны, младшей дочери Розумихи. Этаким паном смотрел с картины все того же Грицко Стеценко.