Царская карусель. Война с Кутузовым

Ополченцы, резерв и засада, войны не видели – она их видела.

Ядром убило солдата, еще троих ранило. Убитого в сторонке отпели священники, раненых унесли в лазарет. На земле осталось черное с багровым пятно: сожженная трава и кровь.

Раздалась команда, ряды сомкнулись. Стояли, ожидая приказа: идти и умереть. Но приказа всё не было…

Повалился навзничь прапорщик, вчерашний студент. Шальная пуля – в сердце.

«Господи, помилуй! – взмолился Василий Андреевич: прапорщик стоял через человека. Как тут было не спросить: – Почему – он?»

В это же самое время Василий и Лев Перовские сидели на конях. Казачьи полки готовились встретить заходивший во фланг второй армии корпус Понятовского.

Здесь, в Утице, надо было кричать, чтоб тебя слышали. Пальба двухсот двадцати пушек французских, русских – это только под Семеновской, рёв гаубиц Курганной батареи и еще более густой со стороны французов, выстрелы сотни тысяч ружей превратили небо над головою в сплошную рану, хлюпающую, воющую, визжащую.

– Вася! – крикнул, склоняясь с седла Лев.

– Лёвушка!

Лавина коней сорвалась с места. Братья скакали бок о бок, но уже не видя друг друга. Перед казаками, вырастая, как из-под земли, накатывала голубая польская конница.

Василий выстрелил из пистолета в своего, в голубое, заслонившее путь – и место очистилось. Саблей, неведомо откуда взявшейся в правой руке – ведь только что был пистолет – рубанул слева направо над головой коня, и лицо залило горячим. Они скакали, но уже назад. На свое место.

– Ваше благородие! – Харлампий тряпицей вытер Василию лицо. – Эко обделал. Слава богу, не твоя кровушка.

– Льва не видел?

– Генерал его к себе кликнул.

Василий приходил в себя туго, застило в голове, в сердце.

– Вроде все целы? – спросил у Харлампия.

– Так точно, ваше благородие.

– Выходит, отбились?

– Еще какого жару задали! Да они ж поляки… Упрямцы не хуже нашего. Опять пойдут.

А в Московском ополчении, у Жуковского, было все то же. Ядром снесло голову лошади командира полка. В дальнем конце строя снова крики боли, смерти: ядро выломало брешь в строю. Убитых и раненых унесли, ряды снова сомкнулись.

Стояли.

Выбило еще троих ополченцев: одному пуля оторвала ухо, другому сломала ребро, третьему угодила в руку.

– Левая! Левая! – радовался ополченец.

Прискакал адъютант генерала Маркова:

– Отойти на триста саженей.

Отошли. Небо наполовину было черным от пороховых туч, мгла гасила блеск солнца.

Муравьев 5-й в деле

Жуковский был на Бородинском поле, но Бородинское сражение катилось стороной.

Братья Муравьевы, 1-й и 2-й, были при Кутузове, но и для них Бородино оборачивалось всего лишь смотринами. Для Муравьева 5-го, для Миши, оказаться в деле тем более немыслимо. Какое дело, ежели ты при Главном штабе, при Беннигсене.

Но на всё воля Божия!

Начальник штаба 1-й армии генерал-майор Алексей Петрович Ермолов собирал силы для атаки на Бородино. Французы подвозили пушки – позиция для обстрела батареи Раевского с фланга весьма удобная. Мосты через Колочу в целости, разрушить не успели. Правда, за успех французы заплатили дорогую цену. Лейб-гвардии егерский полк под командой Карла Бистрема поработал огнем и штыком. От дивизии Дельзона осталось знамя да порядковый номер.

Ермолов атаку готовил основательную, но тут в руководство войсками вмешался начальник Главного штаба генерал от кавалерии Беннигсен. Старец сразу понял: группировку французов, занявшую Бородино, можно уничтожить и по мостам, через Колочу вернуть утерянные позиции. Выровнять линию обороны; все равно, что победить. Не имея успеха, итальянцы, составляющие корпус вице-короля Богарне, увянут: народ пылкий, народ настроений.

С приказом к 1-му егерскому полку полковника Корпенкова сменить лейб-егерей прискакал Муравьев 5-й.

Гусь, добытый Мейндорфом, силы подкрепил, но день прошел, и есть снова хочется. В животе сосет, от слабости голова покруживается, но вот оно, счастье: служба! Настоящая служба!

Примчавшись к артиллерийской роте, прапорщик Муравьев передал приказ полковнику.

– Я – Никитенко, – козырнул артиллерист, дружески глядя на юного квартирьера. – Тебе нужен Корпенков. Поехали, покажу дорогу – добрый приказ.

Моисей Иванович Корпенков, командир 1-го егерского полка, тотчас повел солдат на исходную для атаки позицию.

Миша Муравьев, жаждавший побывать в деле, следовал за командиром. Полк, скрытый высоким гребнем ровно поднимающегося поля, построился во фрунт.

В это самое время французская колонна переходила мосты, большой и плавучий. На большом – теснота и скопление. Лейб-егеря успели снять десяток досок, и прореха получилась внушительная.

Егеря изготовились. Ударил барабан. Первый батальон взбежал на гребень над почтовою дорогой, дал залп и кинулся на французов сверху, в штыки. Третий батальон был развернут на плавучий мост – в сорока шагах от большого. Тут было то же: залп, рывок и работа штыками.

На большом мосту закололи генерала. Корпенкову принесли эполеты. Корпенков передал эполеты юному колонновожатому:

– Отвезите командующему.