Наполеон и впрямь собирался раздавить русских. Верный себе, приготовлял атаку грандиозную. Ее правая рука – маршал Даву с дивизиями Морана, Фриана, Раппа. Левая рука – маршал Ней. На острие этой колонны – дивизия Ледрю, во втором эшелоне дивизии Моршана и Разу. В затылок им третья волна: 8-й корпус маршала Жюно – две пехотные дивизии вестфальцев, Окса, Тарро. И для полного истребления армии Багратиона кавалерия маршала Мюрата: 1-й корпус Нансути, 2-й Монбрена, 4-й – Латур-Мобура. Шестьдесят тысяч лучшего в мире войска против двадцати шести тысяч русских беглецов, наконец-то настигнутых, припертых к Москве – фетишу их – все равно, что к стене.
Войска стягивались для броска скрытно, за стеной леса, а для того чтобы русским немочно было понять, что их ждет, сражение продолжалось жесточайшее. Дивизии Дессэ и Раппа ломили русскую силу – левый редант снова был у французов. И тут погиб Рапп – пуля угодила генералу в лоб.
А в бой, посланная главнокомандующим русских, уже шла железная стена.
– 2-я кирасирская дивизия! – обрадовался Лев, но легкая кавалерия была быстрее.
Во французскую пехоту врубились Новороссийский драгунский полк, Ахтырский гусарский, Литовский уланский. Трофеи – двенадцать пушек! Даву пустил конницу, но кирасирская дивизия вот она. Полетели французские головы, ударили фонтаны крови, но, не щадя отставших своих, по кирасирам картечью ударила сотня орудий.
Теперь скакали прочь, бежали, подставляя спины, – русские. Сам Даву вел дивизии убитых Компана и Раппа.
С Утицкого холма братья Перовские видели, какую громаду войск собирают французы для атаки на флеши.
– Сейчас они пойдут. – Лев положил руку на руку Василия, и рука старшего брата дрожала.
Полчаса тому назад они вернулись уже из второго за утро боя с Понятовским. Их полк прокрался в тыл польскому эскадрону гусар, и все гусары были зарублены. В плен не брали.
Сабли братьев не нашли врага, уж очень ретиво навалились казаки на ненавистное племя, уж очень скоры были их сабли и пики. Да что он такое, уничтоженный эскадрон, когда на Бородинском поле сошлись 164 эскадрона русских со 130-ю иноземными. Тридцать тысяч лошадей носили на себе жаждущих убивать и сами убивали и убиты были.
«Восемь часов, а мы живы», – подумал Василий, и у него вдруг сказалось это вслух:
– Восемь часов, а мы живы.
– О Господи! Помилуй нас! – Лев испуганно глянул на брата и глазами – на небо. – Вася, зачем такие слова? Ты разве не видишь?
– Важнее, что это видит Багратион.
Василий указал на колонну пехоты, почти бегущую к флешам. Это Коновницын вел свою 3-ю дивизию, дивизию, пять раз пережившую в арьергардных сражениях смертоверть и все-таки уцелевшую.
Багратион, не дожидаясь, когда распорядится Кутузов, послал адъютанта к Тучкову, и Тучков без промедления отправил к флешам половину корпуса. У него осталось три тысячи гренадеров, но Понятовский был не так страшен, как Даву, Ней и Мюрат.
Подмога вовремя не успела.
Французы, ведомые Даву, ударили в штыки. Левый редант был взят с ходу. Дивизия Разу вломилась в центральный редут. Все пушки оказались у французов.
Ничего не успели победители. Не стреляли русские пушки по русским. Разорвавшимся под лошадью ядром выбило из седла маршала Даву. Контузию получил тяжелую. Погиб генерал Дюппелен. Унесли тяжело раненых генералов Дессэ и Тести. Все, кто преуспел в атаке, наколоты на штыки 3-й дивизии Коновницына.
Михаил Илларионович смотрел на левый фланг Багратионовский без трубы и, поднявшись со стульчика, в трубу на правый, где Барклай.
Правый сиял солнцем, левый – тонул в клубах порохового дыма и небесной тьмы. Фронт французов был совершенно закрыт, но главнокомандующий, торопясь, подбежал к Паисию Кайсарову, спросил с нетерпеливостью в голосе:
– Где Толь?
Толь появился минут через пять и увидел Кутузова покрасневшим от гневливости:
– Скорее, дружочек! Скорее! Никому, избави боже, не перепоручая, езжайте к Багговуту! Весь корпус на левый фланг. Бегом, друг мой, ведите! Однако ж по возможности скрытно.
Человек на поле брани
Вяземский, будучи близоруким, скакал в поисках своего генерала, надев очки. Углядел летящую по ветру амарантовую шаль: Милорадович. Влился в свиту, уже без очков, постарался быть на виду, ожидая приказания. Но Милорадович не командовал. Объезжая солдатские ряды – примером собственный неустрашимости – укреплял боевой дух.
– Стой, ребята! – кричал суворовский орел. – Француз прет – не шевелись. Бей недруга, где стоишь!
– Ядер больно густо сыпет! – пожаловался солдатик.
– От ядер Бог бережет. Я далеко в тыл заезжал: от ядер нигде нет приюта. Везде бьет! Бородино, ребята! Здесь трусу нет места.
Вяземский не знал, что это за полк, а может быть, дивизия. Почему все стоят, почему не идут в бой. Почему он, поручик, никому не нужен.
Скакал за генералом, а Милорадович выехал перед фронтом, дразня французов, и французы палили по генералу и по его свите. Вяземский уже сообразил: не хлыст режет воздух – пули.