Вдруг лошадь Милорадовича кинуло в сторону. Села на задние ноги, скакнула, но подняться сил не осталось. Генерал успел выпрыгнуть из седла.
– Коня!
Ему подвели другую лошадь.
Разгоралось сражение за Курганную высоту.
По четырем мостам, наведенным французами ночью возле деревни Алексенки, через Колочу перешли дивизии Жерара и Брусье, а дивизия Морана была уже совсем близко.
Огонь батареи Раевского обратил бы в бегство любую армию Европы, но в атаку шли – солдаты Наполеона.
– Да здравствует император! – гремело со стороны Колочи, и дивизии, дивизии, дивизии…
Вяземский взглядывал на генерала, но его, кажется, не волновали густые колонны в синих мундирах.
Прилетело ядро, крутясь и шипя, сверлило землю у самых ног лошади Милорадовича, а он и тут явил свою отвагу:
– Бог мой! Неприятель отдает нам честь! Вы видите, Вяземский?
Вяземский видел, как озираются на командующего солдаты батареи: граф, забывшись, говорил все это по-французски.
Подъехал озабоченный обер-офицер. Не к Милорадовичу, к поручику:
– Князь, снимите свой кивер. Я только что остановил мчавшегося на вас казака. Спасибо он крикнул мне: «Ваше благородие! Смотрите, куда, врезался проклятый француз!»
– Что же мне делать? – растерялся Вяземский. – Без головного убора разъезжать нехорошо.
– Сбрось ты эту приманку для своих и чужих! – рассмеялся Петр Валуев. – У меня есть лишняя фуражка. Примерь.
Фуражка пришлась впору. Тут как раз Милорадович помчался из одного пекла в другое, и адъютанты следом.
Встретили командующего 1-й армии. Барклай де Толли, обозревая картину сражения, закипавшего вокруг Курганной высоты, выехал на слишком открытое, на простреливаемое поле, и было видно, как ядра, всплескивая землю, будто воду, падают совсем близко от полководца, все гуще, гуще.
– Ах, он удивить меня хочет! – прокричал то ли солдатам, то ли свите своей балагур Милорадович и помчался на французов.
Нашел приют на пригорке, ужаснее которого сыскать было невозможно. Здесь скрещивался огонь из Бородина и с позиций возле Курганной высоты.
Ординарцы поставили складной стул, развернули складной стол, и Милорадович сел погреться у огонька французских батарей, приказавши адъютантам:
– Я голоден. Подайте завтрак.
Нашелся всего лишь бутерброд: булка с сыром. И генерал съел бутерброд, осыпаемый ядрами и пулями, будто это было важнейшее дело для командира двух корпусов.
Наконец-то завтрак закончился. Поехали прочь, и тут лошадь у Вяземского споткнулась, заскакала. И он увидел кровь на земле.
Идиотская радостная улыбка озарила лицо поручика. Под ним ранило лошадь!
– Le baptéme de feu! – вырвалось у него.
– Крещен! Крещен! Огнем крещен! – сказал ему Дима Бибиков, тоже адъютант Милорадовича.
Вяземский был все еще в восторге, жаль, разумеется, что не его ранило, но опасность пережита, отмечен войной.
Пришлось, однако, спешиться. Милорадович со свитой мчались к Курганной высоте. И Вяземский наконец понял, что он снова в том же нелепом положении, как было утром. Он без лошади.
– Возьми мою запасную! – предложил Бибиков.
И беда миновала.
Но то была малая беда. Большая, покрыв все пространство Бородинского поля истошным надрывным ревом французских и русских пушек, накатывала на Щульманову батарею, ее потом назовут батареей Раевского, по имени командира корпуса.
Вяземский и Бибиков нагнали Милорадовича, и тот, глядя на атаку Курганной высоты, подозвал Бибикова:
– Скачи к принцу Вюртембергскому. Где – не знаю. Разыщи. Пусть едет ко мне.
Принца Бибиков нашел, но рев пушек был столь чудовищный, что приказ пришлось кричать чуть ли не в ухо.
– Где Милорадович?! – тоже кричал принц.
Объяснять словами было невозможно, Бибиков показал, в какую сторону ехать, и в то же мгновение ядро срезало руку адъютанту.
Падая с лошади, Бибиков успел поймать оторванную руку и показал принцу, куда тому следует поспешать.
Четвертая атака флешей
Наполеон привел в Россию армию, которая ничего другого не умела – только побеждать.
Почти двести орудий били по флешам и по деревеньке Семеновской. Ней повел пехоту, Мюрат конницу. И словно бы у русских никакого урона от смертоносного шквала, ответили огнем истребляющим. Но дивизии-то вели маршалы. Атака, безумная, в лоб, и в просветы между редантами хлынули не батальоны, не полки – нечто сомкнутое, неотвратимое. И вот уже французы в тылу. Все пушкари заколоты.
К Наполеону помчались гонцы Нея и Мюрата.
– Реданты взяты!
– Дело сделано! – Наполеон впервые за сражение улыбнулся. – Русская армия обречена.
Но обреченных уже вел в атаку сам Багратион. Остатки сводно-гренадерских батальонов графа Воронцова, остатки 27-й дивизии Неверовского, поредевшая 2-я кирасирская дивизия, шесть полков 4-го кавалерийского корпуса Сиверса. Жидковат герой-француз против русского кирасира.
Вырубили в коннице неаполитанского короля просеки, и Мюрат увидел себя в окружении. Спешился, бросил коня, спрятался в середине каре отступающей пехоты.