Царская карусель. Война с Кутузовым

Полк, развивая успех, атаковал французов, занявших Бородино, полсела было уже в наших руках, но Муравьеву 5-му пришлось скакать к Барклаю де Толли.

– Девять утра. Второй генерал на нашем фланге! – На лице командующего радости не было. – Прошу вас, прапорщик, передайте Моисею Ивановичу пятьдесят крестов, пусть раздаст особо отличившимся.

Миша Муравьев снова скакал к егерям. Но еще раньше туда примчался генерал-майор Ермолов, а с ним капитан Сеславин, адъютант Барклая де Толли.

Егеря задачу исполнили в высшей степени превосходно, однако ж приказ Беннигсена ослаблял пружину обороны, сжимавшуюся для истребления атакующих, для решительного ответного удара. Ермолов приказал сжечь мосты и, оставив Бородино, отойти за Колочу.

Юному адъютанту Беннигсена пришлось передать кресты командиру полка в самую неподходящую минуту: полковник собирал и переправлял солдат за спасительный гребень взгорья.

– Голубчик! – ахнул Карпенков, принимая награды. – Солдатушкам радость. А мне ведь ахти такая забота. Кого отичить, когда все разили француза, все шли под пули, под штыки!

И вдруг обнял квартирьера.

Дело для Муравьева было исполнено, давно пора вернуться к своему начальству, но увидел Ермолова, стоявшего на самой круче над рекой.

Свистели пули. Но Ермолов стоял неподвижно, будто пули были не для него.

«И не для меня!» – Миша ужаснулся дерзости мысли.

Под обрывом солдаты и командир первого батальона Петров вместе со своими офицерами, бывшими здесь же, чтоб работа была исполнена, рубили тесаками, а офицеры так шпагами – веревки и форостяные прикрепы плавучего моста. Солдаты по грудь в воде, в тине и под убийственным огнем.

С холмов Бородина героев осыпали гранатами и ядрами восемь пушек. Из окон изб Бородина, из-за оград вели ружейный огонь солдаты Наполеона.

Понесли штабс-капитана Юшковича, понесли поручика Коневцова, пали, не успевши подхватить один другого, подпоручики братья Сиверские, 1-й и 2-й.

Мост поплыл. Солдаты кинулись за спасительный бугор.

Ермолов повернулся к врагу спиною, ушел, не прибавляя шага, под защиту земли. Сказал, глянув на Муравьева 5-го:

– Прапорщик! Вы-то по какой надобности подставляетесь пулям?

И Миша покраснел. Открылось: генерал стоял под огнем ради дела. А он, никому не нужный прапорщик, ловил пули, глядя на генерала.

Подъехал, провожая начальника штаба, Корпенков.

– Штабс-капитан Юшкович и подпоручики братья Сиверские раны получили смертельные. Троих прапорщиков у меня выбило: Готовцева, Атаманского и Кобенко. Эти жить будут, слава богу.

«Никакой грани! – думал Миша, торопя коня. – Нет никакой временной грани между жизнью и смертью. Вот что наделали люди, изобретя порох, пушки, ружья… Главное, за что? Сиверские – ровесники Николаю, Александру. Их уже не будет».

Остановил коня. И, может быть, на свое счастье: тараня пространство, пролетело большое ядро.

Надо было бы перекреститься, но лошадь рванулась в галоп, и пришлось крепче ухватить поводья.

Каша войны

Тревожась за левый, накрытый мраком фланг, Михаил Илларионович со всею Квартирой перебрался из Горок к Дохтурову, в самый центр сражения.

Наполеон тоже был для русских на левом, для него – на правом фланге. Мистика, благосклонная к любимцу крылатой Ники: правая рука сильнее левой. Для большинства.

Наполеон, покинув ставку в Валуеве, следил за сражением со взгорья Шевардинского редута.

Серый от недомогания, от бессонных ночей, он ходил взад-вперед, имея за спиной своих маршалов-герцогов, мрачный от недоумения, от едва уловимых, но тупящих голову предчувствий.

Разящая батарея русских в центре не взята, левый слабый их фланг атаку отбил. Великолепный Компана – убит, убит не знавший страха Плозен. Артиллерия Багратиона, защищенная редантом, выламывает в полках бреши. Умирают его солдаты. Они, обученные битвами, могли бы пройти по материкам, давши планете Земля единого повелителя.

Доволен был Наполеон одним Кутузовым. Старец понимает: его левый фланг – овечка для волка. Во время атаки подкрепил Багратиона, но это всего лишь подкрепление, латание прорех.

Так оно и было. Кутузов прислал из резерва три гвардейских пехотных полка, три кирасирских с восьмью пушками гвардейской артиллерии Аракчеева и еще тридцать шесть орудий трех артиллерийских рот.

Вот и всё, на что способен Кутузов: умение стоять, стало быть, получать и сносить оплеухи. Слывет лисом, но не чувствует беды. Воевать с Наполеоном, заменяя убитых пока еще живыми, – дело пропащее.

На шестьдесят орудий русских император тотчас обрушил огонь ста пятидесяти.

Пушки кромсали оборону русских, ядра, шипя по-змеиному, летели над Кутузовым, над его генералами, обер-офицерами, над юной порослью колонновожатых.

– Нас раздавят, как тараканов! – ужаснулся Николай Муравьев, и Муравьев 1-й грозно урезонил брата:

– Страшись молча. Кутузов приказал прислать из резерва сто орудий. Устоим.