К Наполеону, перешедшему из Шевардинского редута в овраг, прискакал его же ординарец, посланный с похвалою к маршалу Нею. Ошеломил: русские отбили укрепления, Мюрат едва избежал плена.
И тотчас появился адъютант неаполитанского короля:
– Наступать без подкреплений невозможно.
Наполеон подошел к Бертье, взял под руку. Теперь они вместе ходили туда-сюда. Наполеон говорил коротко и слушал, слушал.
Луи Александр Бертье – князь невшательский, князь ваграмский, герцог валанженский, маршал Франции и вечный начальник штаба – хранил спокойствие. Это был воин, может быть, самый мудрейший в своем столетии. Воевал за независимость США и уже там был начальником штаба. Начальник штаба национальной гвардии Версаля, начальник штаба при подавлении мятежа в Вандее, военный министр и снова начальник штаба армии Наполеона.
– Бертье, мы должны продолжать, как начали… – В голосе покорителя Европы нет приказа, нет даже убеждения в своей правоте, но это пока что не вопрос.
– Лобовые атаки кровопролитны, сир. Мы начали, и мы должны сломить их именно ударами в лоб. Сломить русских сегодня – сломить навсегда. Еще только девять утра, сир. Мы заставим Кутузова стянуть на левый фланг все, что у него есть, и ударим в центре.
– Бертье! Но даже Мюрат просит помощи.
– Гвардию не следует пускать в дело. Ни молодую, ни тем более старую. Мюрат чересчур впечатлителен. У него и у Нея превосходство в числе и пока что превосходство в пушках, но русские уравнивают огневую мощь.
– У нас двести орудий? Бертье! Соберите четыреста. Четыреста!
Прискакал адъютант маршала Нея.
– Сир! Русские наступают!
Наполеон стоял перед офицером и молчал. Молчание становилось чудовищным, но молчал.
Вскинул голову, взглядом позвал Бертье и, постоявши перед ними, так ничего и не сказал.
Только через четверть часа, будто очнувшись, послал ординарца за молодой гвардией. Еще через четверть часа послал другого: вернул молодую гвардию на место.
Бертье напомнил о дивизии Фриана – резерве корпуса Даву.
– Совершенно справедливо, Бертье! Фриан и 4-й кавалерийский корпус Латур-Мобура – достаточно!
Французы снова шли в атаку, но двумстам их орудиям отвечали двести орудий Кутузова.
На Бородинском поле в который раз было доказано: люди сильнее пушек. Пушки палили, а люди делали свое дело.
Генералы Дюфур и Фриан, прокравшись оврагами, явились перед Семеновской.
Сумские и Мариупольские гусары, Курляндские и Оренбургские драгуны отбивали атаку за атакой, но Фриан взял Семеновскую.
В это же самое время дивизия Раву во второй раз захватила центральный редант. Ударила кавалерия Латур-Мобура – и флеши у французов.
Флеши пали, Семеновская взята, едва-едва держится Раевский.
– Мы их рассекли! – воскликнул Наполеон, все еще полулежа на медвежьей шкуре на склоне оврага. – Осталось загнать зверя на правый фланг и утопить в Колоче.
Подтверждая победу, Ней прислал императору пленных офицеров, взятых на редантах. Их построили по ранжиру. Рота гренадеров, бывшая в сражении, тоже построилась.
Наполеон обошел пленных, спросил:
– Как с вами обошлись?
– Нас не обижали, – сказал старший по званию.
Из строя вышел старый гренадер, указал на отвечавшего:
– Сир, это я его взял.
– Как твое имя? Что сделал твой капитан?
– Мой капитан первым вошел на третий редант.
Капитан стоял во главе роты.
– Назначаю тебя командиром батальона! – сказал Наполеон капитану. – Всем офицерам роты – кресты. Крест гренадеру, пленившему русского офицера. Умеют русские сдаваться. Умеют! Капитан, веди роту на поле чести.
– Да здравствует император! – грянула рота.
Наполеон-то победил, но русские об этом не догадывались.
Гренадерские полки Киевский, Астраханский, Сибирский, с генералом Бороздиным 1-м впереди пошли в штыковую, выметая французов со всех трех редутов. Никто не подбирал, какому полку идти умереть, но своё вернуть. А ведь это были: Киевский – символ древней Руси и единства Москвы и Киева, Астраханский – символ татарских царств, ставших навеки единой державой с русскими, Сибирский – величайшая на земле земля, и Московский – символ России.
Командир Астраханского полка генерал Буксгевден получил три ранения, но вел солдат и успел подняться на батарею. Здесь и умер.
Ранили генерал-майора принца Карла Макленбургского, командира Московского полка, любимца солдат, ранили полковника Шатилова…
Умер на руках солдат тяжело раненный полковник Кантакузен.
Гренадеры, мстя за командиров, били и гнали французов без пощады даже к раненым. В синюю пехоту врубилась подоспевшая конница Сиверса: Новороссийский драгунский полк, Ахтырский гусарский, Литовский уланский.
Было девять часов тридцать минут.
– Пошли! И к Семеновской пошли! – радостно закричал Паисий, показывая на редуты.
– Слава! Слава! – тихонько сказал Кутузов адъютанту.
За это «пошли» заплатил жизнью генерал-майор Тучков 4-й. Бригада Александра Алексеевича была остановлена перед ручьем Огником, против второго редута.
– Ребята, вперед! – Генералу было тридцать пять, ровесник государя.
Воздух от ядер и лопающихся гранат стал чугунным.
– Ребята, что же вы?! Вперед!
Солдаты не шли.