Царская карусель. Война с Кутузовым

– Стоите? Стойте! Я один пойду! – Тучков выхватил у знаменосца стяг, перешел ручей, шагал, как на параде.

Картечью пересекло грудь. Ядра тучей взрыли землю под ногами генерала. Упал. И земля, кипящая от ядер – французы стреляли прицельно, – погребла предводителя. Не нашли.

Бригада очнулась, рванулась.

Александр Муравьев, намучившись бесполезным стоянием за спиною главнокомандующего, выехал чуть вперед, да не загораживая обзора: может быть, увидит, может быть, пошлет с приказом.

Когда волна бегущей пехоты покатилась от флешей, Кутузов метнулся взглядом по обер-офицерам и послал полковника с приказом Милорадовичу отправить на помощь Багратиону 23-ю дивизию генерал-лейтенанта Алексея Николаевича Бахметьева.

Муравьев видел, что Кутузов, перед тем как послать полковника, скользнул и по нему взглядом. Пока у главнокомандующего есть полковники, подпоручику нечего ждать приказаний.

Но приказание вдруг последовало:

– Господа! Что же вы стоите толпой. Эти ядра вам предназначены.

Ядра и впрямь были уже не одиночные, пролетали над головами, катились по земле, не долетев.

Муравьев 1-й нашел Николая, и они отъехали от Кутузова саженей на двадцать, встали за куст бузины. Защита хлипкая, но катящееся ядро остановит.

Николай был бледен.

– Французы разорвали армию надвое.

– Не умничай! – прикрикнул на младшего старший. – Мы – русские!

Гнев брата выглядел нелепо, но зато всё стало по его. Флеши были возвращены.

А ядра летели гуще, но миловали и Кутузова, и его Главную квартиру.

На взмыленной лошади с левого фланга примчался полковник князь Кудашев – зять Кутузова. Доложил: Наполеон собрал против Багратиона огромное число пушек, огонь нестерпимый. Войска вынуждены отойти. Начальник штаба граф Сен-При ранен.

Кутузов вот уже целый час держал при себе, запретив отлучаться, начальника артиллерии 1-й армии Кутайсова и начальников штаба 1-й армии Ермолова. Ермолов наконец-то понадобился.

– Алексей Петрович! – Кутузов словно бы просил об одолжении. – Примете командование штабом 2-й армии. Распорядитесь артиллерией, надобно лишить французов превосходства.

Отправляясь исполнить приказание, Ермолов объявил Кутайсову, чтобы тот передал из резерва на левый фланг три конных артиллерийских роты.

– Я сам поведу эти роты! – обрадовался граф. Он жаждал дела.

– Кутайсов, друг! Ты – командующий артиллерии.

– Посылать пушки туда и сюда без меня есть кому. А на левом фланге Кутузов требует привести артиллерию в надлежащее устройство.

– Ну, что с тобой поделаешь, милый мой Фингал! – улыбнулся Ермолов товарищу. – С богом!

За крестами

Для солдата, для офицера и даже для генерала к десяти часам утра Бородинское сражение перестало быть осмысленным: иди туда, куда послали, отбей, убей, умри.

Багратион видел флеши и Семеновскую, Раевский свое поле и Курганскую высоту, Дохтуров неприятеля, идущего из-за Стонца. Даже Барклай де Толли навряд ли представлял себе общую картину сражения.

Но нет! Не высшая воля вела дивизии и собирала батареи в чудовищные тучи. Наполеон искал на русском поле свою победу, насылая рои пчел-убийц. Вместо Микулы Селяниновича на страже поля и самой земли русской стоял Кутузов. Дымокур в его руках трудился прилежно, стало быть, разительно.

Две человеческие воли не только олицетворяли два мира, они сотворяли битву: профессиональное убийство, называемое войной, немыслимо без науки, чудовищно извращенного ума, опыта и мощи духа. Вот и свершали то, что должно было свершиться.

Что же до Барклая де Толли, сей генерал – в обидах, как в коконе – искал смерти. Белая лошадь, посадка, будто на выездке, гордая голова, на лице – полководческая непроницаемость.

До Бородина в сражениях Михаил Богданович наловил своим генеральским телом шестнадцать пуль. На Бородине – Господь хранил его.

Судьба в тот понедельник, после тишины воскресного светлого дня, была к генералам немилостива. Ядром с редута выбило из седла славного Монбрена. Тяжелое ранение получил Моран. Его сменил Ланаберт и был убит. На место Ланаберта Наполеон отправил Коленкура – брата герцога. Коленкура хватило на час. Пуля попала в лоб.

Барклай де Толли был на Курганной высоте, когда французы бросили на русские пушки пехотную дивизию и тяжелую конницу.

Командующий армии вспомнил наконец, что он не смертник, не поручик, отвечающий за две пушки. Поскакал со своим поредевшим штабом в Горки. Оценить происходящее, отправить подкрепления.

И тут как раз пришлось бежать другому славному генералу – самому Раевскому. Командир 7-го корпуса встретил Бородино на трех ногах, с палкой: то ли вывих, то ли сильный ушиб – было не до врачей. Его командный пункт располагался в небольшом редуте за Курганной батареей. Когда французы навалились сокрушительной массою пехоты и конницы, пушки батареи вдруг начали умолкать одна за другой. О, вечная русская болезнь – снаряды кончились!

Раевский послал ординарцев к Паскевичу и к Васильчикову, чтоб ударили по своей же павшей высоте с флангов. И тут услышал отчаянный крик своего адъютанта:

– Ваше превосходительство! Спасайтесь!