– Возьмите егерей у Милорадовича. Дивизия ваша должна быть полноценной. Без промедления, пожалуйста, скорейшим образом, выдвинетесь в темноте перед Курганной высотой и смотрите за неприятелем, пресекая всяческие наступательные действия.
Михаил Илларионович обозревал поля битвы, сидя в дрожках. Смотрел и смотрел на громаду земли и ночи. Кашлянув, подошел Кайсаров.
– Ваше высокопревосходительство! Неприятель скрытно снимает войска с позиций, отходит.
– Страшно среди трупов! Страшно! – кивнул головою Михаил Илларионович и то ли вздохнул, то ли охнул. Тотчас распорядился, твердо, ясно: – Всею квартирой возвращаемся в Татариново. Брат мне ваш очень надобен. Начинается иная война.
– Семь часов. – Василий Перовский поднес часы к глазам Льва.
– Ты – упрямец, – в голосе старшего брата угадывалась улыбка.
Терешка умудрился сварить господам котелок кулеша – со шкварками! Вместо хлеба нашлась всего пара солдатских сухарей, но у кого, где? – добыл добытчик – самогонки.
Братья смотрели друг другу в глаза. Не улыбались. Без слезы, без чувства. Просто смотрели, видели – и это было чудо. Молча подняли кружки, ахнули.
Огнем опалило груди, но пламена тотчас превратились в тепло, тепло пошло в ноги, в руки.
Хлебали так, будто ничего слаще не было в их жизни. Да ведь он и был, кулеш тот, – жизнью выживших.
– Как в Почепе! – сказал Василий, отирая пот над верхнею губой.
Михаил Илларионович тоже наконец-то утолял голод. Его горничьи приготовили курицу. Но курица, подогреваемая несколько раз за день, подсохла.
Во время ужина от Барклая де Толли прибыл Вольцоген. Командующий 1-й армии сообщил свое мнение о невозможности продолжать битву, ибо войска левого фланга находятся – in grösster Erschöpfung und Zerüttung – в невероятно большом изнеможении и расстройстве.
Не посмел Барклай де Толли объявить Бородинское сражение проигранным. За Барклая постарались историки. Но сказана была истинная правда.
Ласковый, влюбляющий в себя собеседника, Кутузов взорвался:
– Мне известно, что произошло на поле Бородина. Я вижу ход событий как нельзя лучше: неприятель отражен по всем пунктам! – Встал и щелкнул каблуками: стало быть, свободны, стало быть, убирайтесь к самому черту!
Всё, что накопилось в душе больного и горького из-за проклятого немецкого педантизма, из-за немцев, облепивших царя, вырвалось наружу. Не спасло бесстрастие, привитое этикетом царского двора.
Разве не затея немцев – Дрисский лагерь! А кто изобрел теорию заманивания неприятеля в глубь страны?! У себя в неметчине проверять сию мудрость военной науки негде, что ни государство – карлик, а вот Россия – благодатная страна для экспериментов. Кто как не Барклай прошляпил Смоленск и, стало быть, – Москву.
Слезы кипели в сердце Кутузова, ибо это он даже себе не высказывал со дня беседы с государем…
– Я сыт, – сказал горничъим. Стол тотчас убрали. – Составим, господа, диспозицию войск для завтрашнего сражения.
Паисий Кайсаров положил перед собою лист бумаги и взялся за перо. План был прост: 2-й, 3-й, 4-й, 7-й, 8-й корпуса под командованием генерала от инфантерии Милорадовича ночью скрытно должны сблизиться с противником, заняв все опорные пункты Бородинского поля, и прежде всего – Курганную высоту.
От деревни Горки на Бородино наносит удар 6-й корпус, 1-я и 2-я кирасирские дивизии, Московское ополчение.
Четырнадцать казачьих полков Платова, усиленные полками уланов корпуса Уварова и конной артиллерией, обойдя левый фланг французов, в районе Колоцкого монастыря громят тылы Наполеоновской армии.
Адъютанта Граббе Кутузов тотчас отправил объехать войска, чтоб все приготовились к сражению.
Паисий Кайсаров записал самый краткий приказ главнокомандующего по армии: «Завтра атакуем».
Генерал-квартирмейстер Толь со своими квартирьерами отбыл обследовать позиции, уяснить состояние корпусов и дивизий.
А Михаил Илларионович с глазу на глаз побеседовал с начальником типографии майором Андреем Кайсаровым. Уже утром военная типография распространила известия Главного штаба. Листовка получилась скупой на слова, но духом пространна:
«Отбитый по всем пунктам противник отступил в начале ночи, и мы остались хозяевами поля боя. На следующий день генерал Платов был послан для его преследования и нагнал его арьергард в 11 верстах от деревни Бородино».
Замысел нечаянно, но с намерением был выдан за осуществленное действие. Нечаянно потому, что опередил событие. Несостоявшееся, зато необычайно важное для поддержания духа армии и народа.
Работа, приготовляющая завтрашний ужасный для французов и для русских день, не замирала ни на мгновение. Солдаты, оставшиеся в живых, перемещались по Бородинскому полю и тотчас ложились спать, торопились даже в снах своих. Офицеры, посчитав, что у них осталось: солдат, зарядов, пуль, пороха, – догоняли во снах своих солдат.
Генералам было не до отдыха.
В одиннадцатом часу ночи в Главную квартиру прибыл адъютант командира 3-й дивизии Коновницына.