Царская карусель. Война с Кутузовым

В Гаупт-квартиру прибыл генерал-лейтенант Остерман-Толстой. После сообщения об участии столь славного волонтера в сражении под Вилькомиром император Александр разрешил строптивцу вернуться в действительную службу. А на другой уже день, выслушав мнение Аракчеева, издал указ: граф Александр Иванович Остерман назначался командиром 4-го пехотного корпуса.

Новоиспеченный начальник сразу после представления государю попал в комиссию, решавшую судьбу Дрисского лагеря.

Укрепления в который раз объезжали: сам Александр, его учитель генерал-майор фон Фуль, генералы Паулуччи, Армфельд, Беннигсен. В свите были Толь, Мишо, Нессельроде, Анстед, Багговут. Из русских – Аракчеев, граф Остерман, Тучков 1-й, Дохтуров, Ермолов.

На голову Фуля сыпался град насмешек, вспыхивал гнев. Кто-то резонно говорил: для такого лагеря войск надобно вдвое, втрое больше; слышались столь же резонные возражения – здесь корпусу тесно.

– Сия городьба, стоившая многих тысяч серебром, есть полное забвение оборонительного искусства! Сия городьба – не что иное, как насмешка над военной наукой! – Маркиз Паулуччи был красноречив. Его изречения так ему нравились, что он пустился давать оценку всему происшедшему. – Прискорбно, господа! Стотысячная наша армия позволила французам переправиться через Неман, не удостоив не только столкновениями хотя бы арьергардного порядка, но ни единым выстрелом! Войска Багратиона, назначенные громить тылы неприятеля, действуют на удивление робко. Багратион мог бы уничтожить передовые отряды маршала Даву под Минском, и соединение двух наших армий было бы состоявшимся фактом. Но Багратион пошел из Несвижа к Бобруйску, бросился прочь от нас и увлек за собою два корпуса, Понятовского и вестфальцев. Где они теперь, надежды на соединение? Так нельзя воевать, господа! В современной войне предосудительно быть неграмотным. А коли мы неграмотны, придется отступать и отступать. Не знаю, как вам, а мне, господа, стыдновато за мой мундир генерала.

– Мой мундир! Для вас и Россия – мундир. Вы его надели, вы его снимите. Для меня Россия – моя кожа.

Все повернулись на голос – Остерман-Толстой.

Разговоры тотчас иссякли. До Гаупт-квартиры ехали молча. Перед началом совета Александр увлек за собою Вольцогена:

– Вы предложите отход, и немедленный! Причина – огромное численное превосходство противника.

Обсуждение Дрисского лагеря, однако, состоялось. Было сказано о недостаточной связи между укреплениями, об удобных для неприятеля подходах к люнетам и редутам, о слабости профилей укреплений, о чрезмерной тесноте трех мостовых бастионов.

Заодно досталось немцу Гекелю, строившему крепость в Динабурге. За два года работ сей военный зодчий положил в гробы пять тысяч мужиков, израсходовал огромные суммы, а построенного – каменный пороховой погреб, каменная караульня да один мост. Что же до крепостной линии, она даже не обозначена.

Стали говорить о крепостях в Риге, в Киеве, в Бобруйске. И всё более о воровстве… Тут и поднялся строитель Дрисских укреплений, правая рука Фуля, полковник Вольцоген:

– Господа генералы! Господа обер-офицеры! Ввиду нависающей опасности над 1-й армией – численное превосходство вторгшихся войск подавляюще велико – предлагаю покинуть Дрисский лагерь, и немедленно.

Тотчас встал вопрос: куда отходить. Государь молчал. И наконец-то Барклай де Толли вспомнил, что командующий здесь – он.

Назвал Витебск. Витебск – самое удобное место для соединения армий.

Решивши снова бежать, послали командира арьергарда барона Корфа сделать рекогносцировку и, главное, найти неприятеля.

Увы! Поиск французской армии результатов не дал.

Юные квартирмейстеры ужасно веселились. Выходило: армия так удачно спряталась от Наполеона, что всю войну, до ее окончания, может просидеть в Дрисском лагере, никем не потревоженная.

– Господи! Вот она у нас Россия какая! – У Миши Муравьева от чувств слезы на глазах посверкивали. – Два армии потерялись, хотя в прятки не играли! Полумиллионная и стотысячная!

От Дрисского лагеря прямая дорога вела к Полоцку. Отправились обозы, артиллерия.

Государь оставался на месте. Надо было здесь, в этом охаянном лагере, покончить со всеми немецкими просчетами, со всею русской бестолочью. И посему 1-го июля были сделаны назначения, перемещения.

Александр отправил маршала Паулуччи – комендантом Риги, а начальником штаба назначил генерал-майора Ермолова. Аракчеев предлагал Титова 1-го, но согласился: лишить корпус умного, блистательного командира – не ко времени.

Ермолов пришел в ужас от своего возвышения. Он командовал гвардейской дивизией и почитал сию должность свою за счастье. Кинулся к Аракчееву, просил заступиться. Аракчеев отправил генерала к государю.

Жарко говорил Алексей Петрович Его Величеству о многотрудности новой для себя должности, о неподготовленности к ней, о том, что начальником штаба должен быть человек проницательный и уж, по крайней мере, более известный армии.

– Известность наживается быстро, – сказал Александр, не отступая от своего решения.