Царская карусель. Война с Кутузовым

– Ваше Величество! – взмолился напоследок Ермолов. – Коли, испытав меня, обнаружат несчастную непригодность мою к должности, прошу вернуть на прежнее место – командира дивизии, ибо ничего более лестного для себя желать не могу.

Государь быт милостив:

– Вы будете числиться в откомандировании.

Отставили от должности Мухина, генерал-квартирьером был назначен Толь.

Имел беседу Александр и со своим генерал-адъютантом Комаровским. Пока не отпускал от себя, но попросил подумать о наиболее безболезненном рекрутировании мужиков и лошадей для армии. В юго-западные губернии Комаровский отправится для сей миссии уже из Петербурга.

2 июля Главная Квартира поднялась с места. Государь умчался в Полоцк не хуже курьера – армия сей путь совершила в три дня.

Александра Семеновича Шишкова дороги не растрясли – от своего дела не отступал. Уже в Полоцке взял в оборот Балашова: выведай, отдал ли Аракчеев письмо Его Величеству. Ответ не утешил: удобного случая не было. Но государев наперсник впервой дал твердое обещание: письмо ляжет на стол императора завтра.

Маленькие беды прапорщика

Русская армия отступала.

Перед Полоцком корпус лейб-гвардии, ведомый великим князем Константином, остановился в придорожной деревеньке. В домах поместились великий князь, генералы, обер-офицеры.

Прапорщики Муравьевы ночевали возле костра. За три надели походной жизни, когда все ночи спали под открытым небом, даже в дождь, стало быть, не снимая одежды, в сапогах – оборвались. Разумеется, обходились без бани, постоянно впроголодь. Не прибавила такая жизнь квартирьерам ни здоровья, ни воинственности. Спать тоже ведь не давали. Нужно было скакать среди ночи с приказом, не зная дороги, не видя огней.

В тот вечер, перед Полоцком, братьям повезло. Слуга Муравьева 1-го лентяй Владимир добыл мослы и ребра то ли козы, то ли барана.

Сварили бульон, заправили солдатскими сухарями… Хлебали хуже оголодавших мужиков, соскребали зубами остатки мяса с костей, грызли луковицы – горько, а все ж еда. Заодно лекарство. Миша кашлял, у Николая, у 2-го, завелась цинга, но не на деснах, слава богу, – на ногах. И это было не слава богу. Ноги зудели, расчесанные во сне, покрылись язвами. Язвы мокли, нарывали. Один Александр держался молодцом.

Пир прапорщиков увидел проходивший мимо великий князь.

– Тептеря! Истинные тептеря! – хохотал он, глядя на оборванцев.

Лето, а в шинелях, – впрочем, то и дело дождь накрапывает, – сапоги потертые, на сгибах дыры. Физиономии чумазы от дыма, от головешек.

– Я узнал, что такое тептеря! – сказал братьям Миша. – Это какое-то племя, из беглых финнов и чувашей.

– Темнеет, ребята. Все угомонились, – сказал Александр.

Стянули мундиры, рубахи, стряхивали в огонь вшей.

– Обильно! – морщился Николай.

– Из грязи, что ли, рождается вся сия пропасть? – Миша, брезгливо отстраняясь, держал ворот мундира над огнем. – Потрескивают!

– Сожжешь! – Александр сердито выдернул у него мундир.

От великого князя вышел адъютант. Приказал старшим братьям:

– Езжайте немедля в Полоцк, в Гаупт-Квартиру. Доложите государю, его высочество будет к нему завтра в девять часов поутру.

Братья уехали. Миша остался один у костра. Вкатил в огонь березовый пень, он заменял им стол. И вовремя. Потянуло сырым сквозняком с реки, резко похолодало, а из неказистого серого облака посыпался, как горох, крупный дождь.

Миша поглядел на шалаш своего командира Куруты. Для Куруты солдаты соорудили скорое, но здоровое жилище. Курута, должно быть, ужинал с великим князем, шалаш пустовал, но укрыться от непогоды в чужом жилище, хоть это всего шалаш, – казалось неприличным.

Муравьев 5-й побродил по двору, собрал палки, щепки, нашел пару досок – костер подношению обрадовался, но дождь не унимался, головешки стали шипеть, дымить и гаснуть. Шинель отяжелела, и Мишу вдруг прошибло жестоким ознобом.

Трясущийся, перепуганный, он забрался в шалаш, лег с краю. Сжался, скрючился и заснул.

Его разбудил чуть ли не пинок.

– Кто здесь?! Почему?!

Прапорщик вскочил, ничего не понимая.

– Муравьев?! Да ты забылся, дружок! Как посмел занять жилище своего командира? Ты забылся!

Прапорщик молчал. Очутившись на дожде, на ветру, снова дрожал. Курута вошел в свой шалаш и успокоился:

– Вы дурно сделали, Муравьев, занявши мое место, а я сделал еще более худшее, ибо прогнал вас вон.

Стянул сапоги, лег и заснул, не пригласив прапорщика укрыться от непогоды.

Миша остался мокнуть. Обошел дом, где стоял великий князь, лег на землю, спиной к бревну.

Не размок за ночь.

Историческое деяние адмирала Шишкова

Император Александр сидел за письмом Председателю Комитета министров фельдмаршалу Салтыкову: «Решиться на генеральное сражение столь же щекотливо, как и от оного отказаться. – Приходилось признать свою нерешительность. – В том и другом случае можно легко открыть дорогу на Петербург, но, потеряв сражение, трудно будет исправиться для продолжения кампании…»

Письмо было не кончено, когда приехал брат Константин.

Спросил с порога:

– До каких пределов намечено наше отступление? Кто у тебя в советчиках?