Царская карусель. Война с Кутузовым

– Когда я был послом в Стамбуле, приметил заносчивость в турках. И однажды на коне въехал в султанский сад. А в сей сад запрещено было заходить под страхом смерти. Султанские чауши изумились моему явлению: «Кто таков?» А я их словом, как саблей по башкам: «Я есть имя той монархини, пред которою ничего не вянет, а всё цветет – имя Екатерины Великой, императрицы Всероссийской, которая ныне милует вас миром!»

Переполох был ужасный, но смирились. Посол ведь действительно представляет монарха.

– А зачем ты так? – У Екатерины Михайловны дрогнул голос.

– Ради славы и могущества России! – Вздохнул. – Был твой отец кем-то, чем-то и вот до помещика дослужился.

Святая вода на дорогу

На другой день ездили к игуменье Мастридии. Дивная матушка привадила доброе и лютое зверье.

Высокие гости смогли наблюдать, как из одного корыта насыщались грозный кабан и волчица с тремя молодыми волчатами. Дикие козы брали хлеб из рук инокини и не испугались маленькой Катеньки.

– У них губы, как бархат! – изумлялась княжна. – Немножко, правда, шершавый бархат.

Матушка Мастридия сама водила гостей на поляну, сплошь заросшую синими барвинками. Там из расколовшегося надвое камня бежала вода.

– Святая! – Игуменья подала ковш Михаилу Илларионовичу. – Выпейте перед дальней дорогой.

– Это у них дорога! – показал генерал на дочь и внучку. – Я отныне человек местный.

Матушка Мастридия улыбнулась, но в глазах у нее стояли слезы. Поклонилась Екатерине Михайловне:

– Простите, княгиня! Наши слезки близкие. Со слезами молимся. Без слезы молитва сухая.

За обедом матушка угостила паломников пирогом, постным, но удивительным. Тесто пахло малиной, можжевеловыми ягодами, черемухой. Чем-то еще, многим, многим…

– Черникою! – узнавала Катенька. – Изюмом! Черевишней!

Матушка игуменья, соглашаясь, радостно кивала головою.

Вклад гости сделали совсем небольшой, но граф обещал прислать воз хлеба и пару свиней на прокорм лесным хищникам.

Из обители поехали смотреть, как мужики гонят деготь.

– И вправду дорогой пахнет! – вспомнила Екатерина Михайловна слова матушки игуменьи.

Михаил Илларионович плечами пожал:

– Без дегтя не езда, один скрип!

Возвращались в имение колеёю, идущей по краю поля.

– Какая красота! – изумилась Катенька василькам.

– Сколько сорняков! – сдвинул брови дедушка-помещик. – За такие семена приказчика пороть надобно.

Однако остановились. Катенька собрала цветы на венок, Екатерина Михайловна венок сплела.

– Похожа я на русалку? – спросила внучка дедушку. – Ну, правда, похожа? Ну, хоть столечко!

Она изобразила пальчиками щепоть.

– Русалка с хвостом, в воде! – не согласилась с дочерью Екатерина Михайловна.

– Граф! Граф! – искала поддержки Катенька. – Личиком-то! Личиком – похожа?

– Дружочек мой! Ты вылитая мавка! – определил Михаил Илларионович.

– А кто это?

– Лесная фея. По-здешнему – мавка.

– Я – мавка! Я – мавка! – весь вечер звенел по дому голосок Катеньки.

Утром они отбыли из Горошек, а через час после их отъезда в имение прикатил исправник.

– Война! Бонапарт прет на Русь.

Первое, что сделал Михаил Илларионович: отправил игуменье Мастридии обещанное.

– Водичку-то и впрямь попил на дорогу.

Никто его не звал: ни в армию, ни в Петербург… Но генерал-то он действующий…

Исправник мало что мог сообщить. Наполеон перешел Неман ночью 12 июня. 1-я Западная армия Барклая де Толли оставила Вильну. 2-я армия князя Багратиона отходит другой дорогой. Император Александр, слава богу, при войсках.

Нашествию две недели, а государство живет в неведеньи!

Уже в коляске Михаил Илларионович развернул карту. Путь к Дрисскому лагерю через Свенцияны. Александр, коли он при войсках, поведет армию в сей капкан.

Ответный удар можно было нанести и под Свенциянами, но сумеет ли Багратион подоспеть? Одной армией Наполеона не одолеешь.

И знал: двумя тоже не одолеешь. Победить гения войны в открытом бою возможно – надобен резерв, вдвое превосходящий армию победоносных маршалов. Доигрался Александр в великодушие, в показное миротворчество. Коли на переправе через Неман не побили Бонапартовых зверей, отступать придется аж до Смоленска. До Смоленска ли?..

Не позволил себе развивать мысль. На другое направил. Петербург может сделаться легкой добычей. Защищай одними молитвами.

Испугался:

– Господи! Нынче же праздник Тихвинской иконы Богоматери. В суете проводов не помолился.

Странный хозяин Петербурга

Сквозь сон показалось, лошади постукивают копытами по каменной мостовой, постукивают радостно ибо дороге конец, но звонкость подков гасят бережной осторожностью, храня покой ездока.

Михаил Илларионович улыбнулся, поднял веки – Нева. Французская набережная.

– Вернулся воин с войны.

Сон отлетел, утренней свежестью повеяло. И так ясно стало в мире, в голове, в сердце. Само собою спросилось:

– Или как раз пожаловал на войну?

Дом, пропуская хозяина в двери, даже и не подумал пробудиться.

– Графиня Екатерина Ильинична почивают! – доложил старец камердинер, произнося слово «графиня» с такою настойчивой важностью, будто ему могли возразить.

В графинях Екатерина Ильинична ходила девятый месяц.