Царская карусель. Война с Кутузовым

– Коли спится, слава богу. Подай, добрая душа, графу кофию с дороги, – распорядился Михаил Илларионович, валясь на диван, в благодать своего детства. Диван хранил запахи отцовского дома и самого отца, был единственно своим в этом доме.

Михаил Илларионович для петербургского житья не сгодился еще в 1802 году, когда получил отставку с поста военного губернатора Санкт-Петербурга. Жизнь в Горошках, война с Наполеоном в Австрии, служба в Молдавской армии, губернаторства в Киеве, в Вильне, снова Молдавская армия, жизнь в Бухаресте… Старый диван один во всем доме и признавал генерала за хозяина.

Ласкал, покоил измученное дорожной тряской тело, навевал сон, освобождая голову от пустомыслия, от жестокой тревоги, навеянной неизвестностью. Беспрестанно думать о войне, не имея иных сведений, кроме слухов, все равно, что самого себя поджаривать на вертеле.

Кофе принесла горничия Ариадна, любимица Екатерины Ильиничны, величавая, роскошная телом, но взятая в услужение за имя. Ариадна с греческого языка переводится как «строго сохраняющая супружескую верность». Поднос с закусками графу падал Аника-воин, старый солдат, заставший своего хозяина в румяной юности капитаном.

– Мы ведь с Риги вместе?

– Так точно, ваше высокопревосходительство. Покушайте индейки. Грецкими орехами кормлена.

– Гречанка, – согласился Михаил Илларионович. – Что праздновали?

– Со страху приготовлена. Госпожа говорит, как бы береженое французу не досталось. Мы уж и сундуки приготовили.

– В какие края собираетесь?

– Покуда не решено. Императрица Мария Федоровна тоже на сундуках.

– Сплетни! Аника, ты – солдат, а веришь сплетням. Побойся Бога!

– Ваше высокопревосходительство! Мое дело исполнять, что приказано. Сами увидите: пусто на улицах. Нынче по Невскому один страх гуляет.

Михаил Илларионович большим глотком опустошил чашечку.

– Друг мой бесценный, скажи там моим, пусть мундир несут.

Через полчаса генерал от инфантерии, вчерашний главнокомандующий Молдавской армией, был при полном параде. Екатерина Ильинична все еще почивала.

Поехал к Вязмитинову. Государь, отправляясь к армии, назначил Сергея Кузьмича главнокомандующим Петербургом.

В чинах они одинаковых, а летами главнокомандующий моложе года на четыре, на пять. Воевал в Крыму, в уральских степях усмирял киргиз-кайсаков, был губернатором Оренбурга, служил комендантом Петропавловской крепости.

Кутузову Вязмитинов обрадовался:

– Слава богу, что ты в столице! Вести из армии худые. Отступаем, а Петербург – я это обязан тебе сказать – совершенно беззащитен. Несколько батальонов, несколько эскадронов. Двор собирается в бега, вот только императрица Мария Федоровна никак не выберет места, куда ей отправиться.

– Хотел бы просмотреть донесения из армий.

– Изволь!

Кутузов тяжко втиснулся в кресло. Листы донесений брал медленно, держал далеко от здорового глаза.

– Через Неман французы по трем мостам перешли? У Понемуня? Где же был Барклай? Какова численность нашей 1-й Западной?

– 127 тысяч при 558 орудиях. Армия во время нападения была чрезмерно растянута. От Россиен до Лиды.

– У Багратиона тысяч пятьдесят?

Вязмитинов, прежде чем ответить, покряхтывал.

– 39500 человек и 180 пушек. У Тормасова 44 тысячи, пушек 168.

– А у Наполеона тысяча тысяч?

– С полмиллиона.

– Итак, оставили Ковно, корпус Дохтурова попал в окружение. Пробился к Багратиону. Вильна пала через четыре дня?! – И обрадовался: – Это уже кое-что: маршалы Наполеона умудрились потерять 1-ю армию! Барклаю низкий поклон. А зачем стояли в Дриссе? Семь мостов и ни одного, чтоб достроен?! Государь покинул армию? В Москве? Кульнев-то каков! Побил самого Себастьяна… В плен взят генерал Сен-Дени, три офицера, 139 солдат…

– В Петербурге нынче все знают Якова Петровича Кульнева. Командир гродненских гусар, генерал-майор. Других героев пока что не слышно.

– Воевать надобно мозгами. – Кутузов вернул Вязмитинову листы донесений. – Вижу, французы не чаяли от русских этакой прыти. По-заячьи скачем. Им еще много чего придется изведать от нашего брата.

Вязмитинов глядел на гостя и не мог понять: смеется или одобряет заячью прыть двух армий.

Вечером чета Кутузовых появилась в театре. Давали «Дмитрия Донского». Екатерина Ильинична втайне рассчитывала показаться Петербургу с графом. Одолел турок, добыл столь нужный мир, и ведь перед нашествием!

Графине пришлось сидеть рядом с дочерью Прасковьей, с родственником, с тайным советником Александром Александровичем Бибиковым. Михаил Илларионович укрылся в глубине ложи. Без приветственных кликов обошлось…

Славно подремать в театре. О Господи! Театр – пир глазам, смерть ушам. Кого только не увидишь, каких крылатых слов не услышишь! Каждая завитушка балконов и лож празднична, от иных актерских реплик – грудь надвое, вот оно, мое сердце! Впрочем, обходится без крови, разве что слезами изойдут нежные души.

Бескровный храм славы Михаил Илларионович видел сквозь полумрак. Глаза его Катеньки сияют, будто драгоценные черные алмазы. Бюстом всё ещё хороша, стан, как у девы на выданье. Не то что он, разъехавшийся, увенчанный подбородками.