Царская карусель. Война с Кутузовым

Понимал желание Катеньки – пусть помрут от зависти все эти Волконские, Демидовы, Салтыковы со Строгановыми. Потерпи, потерпи, графинюшка, и дай сроку. Теперешняя авация Кутузову, да публичная, да в то самое время, когда царь, покинув бегущую от Наполеона армию, помчался в Москву – Россия, спасай Романовых! – будет воспринята как вызов, как неодобрение начальствующим над войсками.

Дмитрия Донского играл Яковлев. Всякое слово князя публика, прекрасно знавшая пьесу Озерова, ждала и принимала с восторгом.

– «Ах, лучше смерть в бою, чем мир принять бесчестный!» – говорил князь Дмитрий послу Мамая, и зал тотчас вскакивал на ноги, неистово приветствуя актера, но скорее всего – нынешнее воинство, противостоящее Наполеону – исчадью ада, демону войны.

Зал трепетал, выслушав молитву князя Дмитрия, произнесенную Яковлевым в немотной тишине, голосом покойным и так просто, что слезы блистали в глазах, мужчин и женщин:

– Но первый сердца долг к Тебе, Царю Царей!
Все царства держатся десницею Твоей:
Прославь и утверди, и возвеличь Россию.

Когда же Семенова – Ксения, – узнавши, что князь Дмитрий не убит, произнесла свое драгоценное: «Оживаю – и слезы радости я первы проливаю», фрейлины, княгини и княжны, не говоря уже о подлой публике балконов, плакали, не сдерживая слез.

Старейшего актера Сахарова чуть было со сцены не сняли, готовые носить на руках за рассказ о победе над татарами:

– «Им степь широкая, как узкая дорога, —
И русский в поле стал, хваля и славя Бога!»

Михаил Илларионович с удовольствием смотрел из своего укрытия на публику. И вдруг произошел скандал. В перерыве между актами вышедший на авансцену актер объявил анонс завтрашнего спектакля. Французского.

Зал загудел, гуд тотчас стал грозным, и бедный актер бежал за кулису. Негодование, однако, ж не унималось.

Михаил Илларионович под сей шум сбежал из театра. Был узнан в фойе кем-то из молодежи. Крикнули: «Кутузов!» Крикнули: «Слава!» Но он уже катил по Петербургу, опустевшему, примолкшему. Уж на Невском-то проспекте летом – всегда гулянье! Не гулялось стольному граду. Верно сказал Аника: страх в столице хозяйничает.

Командир корпуса

Уже на другой день по прибытии в Петербург, утром 12 июля Кутузова пригласили на секретное заседание Комитета Министров.

– Господь Бог послал нам тебя! – признал от лица министров фельдмаршал Николай Иванович Салтыков, он же Председатель Государственного Совета и Комитета Министров.

Было видно, радуется искренне, но в глазах тревога.

– Петербург совершенно не защищен. Михаил Илларионович, дали бы тебе армию, но где взять ее? Прими под команду Нарвский корпус. Все силы, какие есть в Петербурге, под Петергофом – твоё.

Министры смотрели на Кутузова, ожидая ответа. Поклонился в пояс:

– Служить всегда рад. Для старого солдата служить и жить – одно. Пиши приказ, Николай Иванович, мое дело – исполнять.

В апартаментах Комитета Министров словно бы потеплело. Министры ожили. Ждали капризов от старика, запросов. A он, как ученый вол, – голову в ярмо, и безнадежно недвижимый воз уже одним его согласием сдвинулся с места.

Причина неловкости, сквозившей в предложении Салтыкова Кутузову, обнаружилась уже через полчаса. Северную столицу предстояло загородить от Наполеоновских полчищ пятью батальонами драгун, девятью – пехоты и тремя артиллерийскими ротами. Со всякими вспомогательными службами набралось восемь тысяч человек.

Сделав распоряжения о смотре личного состава корпуса, Михаил Илларионович поехал в Казанский собор.

Обедню служил протоиерей Иоанн. Вместо проповеди прочитал Манифест Священного Синода. Слова сего Манифеста дышали Небесною грозой.

– «С того времени, как ослепленный мечтою вольности народ французский испровергнул Престол единодержавия и алтари Христианские, мстящая рука Господня видимым образом отяготела сперва над ним, а потом, через него и вместе с ним, над теми народами, которые наиболее отступлению его последовали».

О России в манифесте сказано было сурово, но достойно:

– «Богом спасаемая Церковь и Держава Российская доселе была по большой части сострадающею зрительницею чужих бедствий… Ныне сия година искушения касается нас, Россияне! Властолюбивый, ненасытимый, не хранящий клятв, не уважающий алтарей враг, дыша столь же ядовитою лестию, сколько лютою злобою, покушается на нашу свободу, угрожает домам нашим и на благолепие храмов Божиих еще издалеча простирает хищную руку. Сего ради взываем к вам, чада Церкви и Отечества!»

– Господи, дай сил послужить России! Пошли воинству православному остановить зверя! – Слова молитвы заслонили всё и вся.

Народ пошел к Кресту, и Михаил Илларионович встал в очередь. По знаку протоиерея церковные служки взяли генерала под руки, поставили первым.

– Да достигнут молитвы наши Престола Господня о воинстве русском. Михаил Илларионович, на мышцу твою уповаем, на мудрость твою. Ты есть щит Господень от супостата.