Царская карусель. Война с Кутузовым

Рапортовал императору Александру о знаменах. Предлагал завести по два на батальон, «под коими бы новопоступившие воины приводились к присяге». Знамена были белые, с красными крестами, с надписью «Сим знамением победиши».

Требовал выделить из Петербургского гарнизона и войск, находящихся в Финляндии, восемьдесят унтер-офицеров, которые стали бы основанием Земского войска.

Не забыл и о батюшках, коих Екатерина Ильинична застала у себя дома. Приходили проситься в ополчение. 22-го июля Кутузов писал Митрополиту Петербургскому и Новгородскому Амвросию:

«Благословением Правительствующего Синода разрешено вступать в военную службу всем духовного звания людям, в служение церковное непостриженным, а потому я прошу покорнейше Ваше Высокопреосвященство приказать объявить желающим вступить в С.-Петербургское ополчение, чтобы они являлись в Устроительный комитет ополчения всякий день с 10 часов утра, в доме барона Раля, что на Мойке».

Ополчение Михаил Илларионович разбил на восемь пеших дружин, каждая из людей одного уезда. В дружине четыре сотни, в сотне – двести воинов.

Разрешено быть одетыми в крестьянское платье, но не длинное – за вершок ниже колена.

Дружиннику полагались ружье со штыком, а ежели штыка не было, то пика, ранец и сума. Для белья, для запасных сапог, для сухарей на три дня.

Пришлось испрашивать у государя ружья. Из арсенала выделили десять тысяч, патроны – по шестьдесят штук на ружье.

Через посредство Экономического комитета приобрел пятьдесят четыре барабана.

Обращался к Предводителю дворянства Жеребцову, чтобы тот предложил С.-Петербургскому дворянству и другим сословиям пожертвовать 1200 лошадей.

Были и чисто воинские заботы.

Для прикрытия Петербурга Кутузов советовал Александру учредить один лагерь возле Нарвы, другой между Лугой и Пороховым – на дороге к Новгороду.

Видный столичный сановник Иван Антонович Пуколов писал в эти дни в Москву Аракчееву: «От Риги и Дриссы тревожат часто слухами. Никто ничего не знает. В людях большой у нас недостаток, но герой Кутузов с нами… Пламенная во всех русских любовь к отечеству произвести может чудеса!»

Большинство народа из чиновников, купечества, из мещан были в обиде за Кутузова. Расщедрились, командиром над мужиками поставили.

Большой чиновник Петербургского почтамта Оденталь писал личному секретарю Ростопчина Булгакову:

«Граф Гол. – Кутузов здесь. Опять повторяю мольбу: продли токмо Бог жизнь его и здравие! Его выбрало сдешнее дворянское сословие начальником вновь набираемых защитников отечества… Но ежели не последует по высочайшей воле полезнейшего для него, а следовательно, и для России, назначения, то накажет праведный и всемощный Судия тех, которые отъемлют у нас избавителя. Вчерась на сего почтенного, заслугами покрытого мужа не мог я взирать без слез!.. Исторгли у него меч, а дают вместо того кортик. А вить у него меч в руках так же действует, как у Михаила Архангела».

О Кутузове говорили, писали. Всем стал нужен.

От вдовствующей императрицы Марии Федоровны явился в Устроительный комитет курьер, привез пятьдесят тысяч серебром на Ополчение и письмо Ее Величества:

«Граф Михаил Ларионович! Основываясь на Манифесте от 6 числа сего месяца, я предполагала из моих вотчин поставить соответственно оным число ратников, их одеть, вооружить и во все продолжение войны содержать собственным моим иждивением».

– Так-то лучше! – сказал Кутузов Бибикову.

В свете ходили слухи: вдовствующая императрица требует от царствующего сына заключить мир с Наполеоном.

Знамение

Стыдно, когда тысячные толпы взирают на тебя с восторгом, когда тебе кричат «ура», а ты – беглец, без боя уступивший врагу – целые страны.

Император Александр прибыл в Москву ночью 11 июля, отбыл тоже ночью, с 18-го на 19-е.

Езда государя уж и не курьерская – бешеная. Что ни прогон – заморенная насмерть лошадь. Лошадей царственный ездок жалел, но куда деться от высших, от скорейших обязанностей.

Александр Семенович Шишков принужден был гнаться столь же резво, дабы не отстать от Его Величества. Ночью, слава богу, не отстал, но утром царский поезд прыти прибавил, и вознице Государственного секретаря пришлось нахлестывать изумительную четверку коней без жалости, без стыда, без рассудка.

– Угомонись! Лошадь сдохнет! – закричал адмирал извергу на козлах. Коренная драла голову, ее шатало.

У изверга, хозяина четверки, лицо было мокрым от слез, жалко родимых, но не смел ослушаться, не велено отставать от царя.

– Да я тебя самого кнутом! – рассвирепел Александр Семенович, и возница покорился. В коляске тоже ведь большой человек.

В Твери государь остановился на два дня.

Великая княгиня Екатерина Павловна представила брату батальон егерей, собранный из мужиков собственных имений, вооруженный, одетый, обутый и, главное, обученный. Её супруг, принц Георг Ольденбургский, образовал Комитет тверской военной силы и, как главный его попечитель, докладывал государю о делах с полной серьезностью:

– В губернии, по последним сказкам, числится 174 тысячи душ. Рекрутов из мужиков набрано – 3480. Дворян в ополчении, на нынешний день, 634 человека.