Царская карусель. Война с Кутузовым

Шишков обрадовал. Прислал копию письма Шведского принца, коим был отправленный на пенсию Наполеоном маршал князь Понте-Корво Бернадот. Принц-маршал утешал императора Александра в неудачном ведении войны с Наполеоном. «Возможно, что он выиграет первое сражение, потом второе и даже третье, – предрекал человек, знающий силу и слабости гения войны. – Исход четвертого будет неопределенным. Однако если Ваше Величество проявит стойкость, то оно, несомненно, выиграет пятое!»

– Ну что, Паисий? – Михаил Илларионович прищурил здоровый глаз. – Есть ли нам резон проигрывать три битвы кряду?

– Согласен на неопределенную, а потом разметать его – по косточкам, по кусочкам! – Полковник озорно щелкнул каблуками.

– Я вот о чем думаю. Бернадот нам не враг. А коли сие истинно, мы можем взять корпус, стоящий в Финляндии, и отправить на подкрепление Витгенштейну. Это надолго успокоит Удино и Сен-Сира. Садись, Кайсаров, пиши письмо государю.

Письмо передали через Шишкова, и Александр совет принял. Корпус – одиннадцать тысяч солдат – пошел к Дриссе, где стоял, заперев французов в Полоцке, граф Витгенштейн.

Их величества, их высочества

Александр приехал в Павловский дворец по настоятельному приглашению вдовствующей императрицы.

Зеленое царство, недвижимые зеркала прудов, ослепительно синее небо – повеяло юностью. И пришлось перебороть в себе омерзительную досаду на происходящее в России. На проклятый Тильзит, на собственные глупости – демонстрировал Европе свою миролюбивость, когда Европа – Наполеон.

Он направился в кабинет матушки, но его провели в Старую гостиную.

Императрица сидела в легком кресле у шахматного столика. Во всю стену гобелен «Азия» с леопардом, напавшим на прекрасного коня. Великолепное зеркало в раме светлого золота, золотистые полы, потолок голубой, с белым, прочерченным золотом орнаментом.

Мария Федоровна, не поднимаясь с кресла, подставила щеку для поцелуя, указала на тронный стул.

– Матушка! – улыбнулся Александр. – Я помню, кто я.

Сел напротив, на свету, как ей хотелось, но на стул попроще.

Она видела на его лице утомление, но не пощадила:

– Не пора ли Вам назначить мне и Вашим юным братьям место, вполне безопасное для укрытия?

Вопрос уколол, но Александр улыбнулся обезоруживающе.

– Петербургу ничто не угрожает. Маршал Удино о наступлении даже мечтать не смеет. Наш славный Витгенштейн отогнал французов к Полоцку. Тормасов в Кобрине пленил две тысячи солдат Саксонии. Австрийцы под водительством Шварценберга после нескольких стычек отошли к Стыри, это река, – и бездействуют.

– Но Барклай де Толли? Ты всё ещё доверяешь этому умельцу убегать от врага?

Александр положил перед матушкой листовку, напечатанную Андреем Кайсаровым. Это было открытое письмо командующего двумя армиями губернатору Смоленска.

– Прочитайте отчеркнутое.

Мария Федоровна поднесла листок к глазам, прочитала вслух:

– «Уверяю Вас, что городу Смоленску не предстоит ещё ни малейшей опасности, и невероятно, чтоб оный ею угрожаем был… Вы видите из сего, что Вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их!» – Глянула на сына: – Обывателей сия афишка, написанная дурным русским языком, возможно, успокоит, верите ли Вы двум армиям, столь беззаботно утратившим завоевания великих государей Российской империи?

– Я убежден в конечной победе! – Александр выдержал материнский взгляд.

– В конечной? Уповаете на русского Бога?.. Святейший Патриарх Гермоген, я думаю, молился истово, сидя в Кремлевской тюрьме, а его уморили голодом.

Александр молчал. Четверть часа этакой беседы ввергли его в изнеможение.

– Вас очень ждут ваши братья, – сказала Мария Федоровна, отпуская сына.

Их высочества Николай и Михаил были в комнате военных игр.

Николай изросся, подурнел. Ноги и руки, как у соломенного человечка. Михаил тоже подрос, но именно подрос. Само очарование.

«Керубино», – улыбнулся про себя Александр.

Комната, с рельефом из папье-маше, была заставлена солдатиками.

– Каталаунская битва, – объяснил Николай. – Мы читали об Аттиле.

– Сегодня дежурит наш дивный Ушаков. Он дал нам полдня, – сказал Михаил.

– Каталаунская? Очень жестокая, сколь помню.

– Величайшая в истории! Полмиллиона на полмиллиона. – У Николая глаза блестели, но смотрел на государя с недоумением. Не знать Каталаунскую битву? Возле Орлеана сошлись гунны Аттилы и римляне Аэция Флавия.

– Всё это великолепие, – Александр показал на солдатиков, – подарил вашему дедушке граф Ростопчин.

– Ростопчин? Мы читали его Корнюшку Чихрина! – вспомнил Михаил. – Смешно.

– Кто у вас кто?

– Аттила – он, конечно! – Михаил кивнул на брата. – Вот мои римские когорты. Это вестготы короля Теодорика. Здесь галльские аланы Сангибана. Отряды бургундцев, франков, в засаде венеды Поморья.

– Посмотрим гуннов. – Александр взял Николая за локоть.

Тот показывал кавалерийским хлыстом:

– Это всё остготы. Отряды Велемира, Тотмира, Видймира. Король Ардарик с гепидами. Дружины герулов, свевов. Это руги, хазары…