Царская карусель. Война с Кутузовым

Александр Алексеевич написал к его «Пловцу» музыку. Композитор за рояль, автор слов к роялю. Бурный каскад звуков, изобразивших бушующее море. Пауза. Ласковое пришлепыванье волн и бархат баритона пловца:

– Вдруг – всё тихо! мрак исчез;
Вижу райскую обитель…
В ней трех ангелов небес.

Василий Андреевич смотрел, сияя карими, молящими глазами на Екатерину Афанасьевну и на ее дочерей.

И уже только Саше и… с бесконечной мукою к Машеньке:

Неиспытанная радость —
Ими жить, для них дышать,
Их речей, их взоров сладость
В душу, в сердце принимать…

И заплакал. Безмолвно, но слезы катились по его лицу. Гости встрепенулись, быстрые взгляды на белую, как полотно, Машу, на величавый столп – Екатерину Афанасьевну.

Властная дура – все властные в конечном-то счёте дураки – поднялась с места, дочерей за руки и, швыряя ногами длинное, ставшее помехою платье, вышла из залы. Тотчас в экипаж, укатила. Все окружили Жуковского. Знали его трагедию.

– Спасибо, господа! – сказал он, не стыдясь сочувствия. – Спасибо, господа! Война – лучший лекарь от сердечных ран.

Через вой

Рыцарь Гюон отправился на войну с оруженосцами. Оруженосцы пребывали в счастливом волнении: наконец-то обыденная жизнь сорвана со своих вечных цепей и, будто корабль, плывет в неведомое, в великое, в славное.

С Василием Андреевичем Жуковским в Москву отправились его верные товарищи по играм в Мишенском Авдотья Петровна Киреевская с сестрами Анной и Екатериной.

Не могли наглядеться на Васеньку. К тому же героя красила его печаль.

– Рыцари, слава богу, не перевелись! – вырвалось у Авдотьи Петровны.

– Дуня! Какие рыцари, когда в мир пришел Наполеон! – Жуковского огорчало высокословье.

– Но давно ли молодое дворянство, сам государь были в восторге от Наполеона? Корсика для Франции ещё меньше значит, чем Тула для Петербурга, но корсиканец – император. Даже не Франции – Европы.

– И весь мир внимает слову тирана, – продолжил Василий Андреевич и посмотрел Авдотье Петровне в глаза. – Ради чего пожирает корсиканец государство за государством? Ради свободы, равенства, братства, как учила его революция? Только ради себя. А что это такое – «ради себя»?.. Пруссию не съешь, в Италию не оденешься, не напялишь на голову Австрию… Ради славы!.. Будут писать истории, поставят памятники, напечатают тысячи портретов. Неужели это и есть высшее в предназначении человека? А подумай об оружии Наполеона? Шпага, пушки, дивизии?.. Прежде всего ложь. Он наводняет страны, на которые нацелился, шпионами. У него множество газет, созданных только для того, чтобы лгать.

– Тебе надо в штабе служить! – решила Авдотья Петровна.

Остановились в большом селе напоить, накормить лошадей, отдохнуть от дорожной тряски.

Вдруг – вой. Невыносимо страшный, невыносимо нескончаемый.

– Кого-то убили?! – ужаснулась Анна, а Екатерина схватила Василия Андреевича за руки: – Надо что-то сделать, только не ходи в одиночку!

Быть спасителем не пришлось.

С крестьянского двора вышла странная толпа. Мужик, одетый в армяк – уезжает, стало быть, жена, дети, домочадцы. Выла жена. Перебивая вой, выхватывала то одного дитятю, то другого. Поднимала, тыкала личиком в лицо их батюшки:

– Цалуй! Ца-а-алуй! Бог помилует цалованного младенцем.

Хозяин постоялого двора сказал:

– На войну мужиков гонят.

Поспешили отбыть, но дорога шла посреди села, и ехали через бабий вой, от которого каждая клеточка в теле дрожала.

– А ты говоришь – рыцарство, – сказал Авдотье Василий Андреевич. – На смерть отправляют. Будет Господь милостив, воротятся кто без ноги, кто без руки… Современная война убивает и калечит издали: гранаты, ядра, пули… Вот только было ли гуманнее, когда резали друг друга. До победы.

Совместный поход был недолгим. Сестры задержались в Туле, а Жуковский покатил навстречу судьбе, имея в поводу добрую верховую лошадь.

Сестрицы отправлялись в Москву тоже отнюдь не праздности ради. Василий Иванович Киреевский поручал супруге вникнуть в положение и привезти прогноз, что ждать, как будут развиваться события, каким образом разумнее приготовиться к неминуемому нашествию Наполеона на Москву.

Москва под водительством Ростопчина выглядела ужасно героической и бестолковой.

Жуковского удивило: едва он въехал в город, мужики в армяках – должно быть, извозчики – окружили как бы ненароком его коляску, а предводитель их, положа руку на вожжи, спросил:

– Откель, ваше благородие?

– Из Белёва.

– В ополчение?

– В ополчение.

– С богом, барин!

Расступились, но кто-то из мужиков сунул Василию Андреевичу напечатанную крупными буквами афишку:

– Почитай нам.

Пришлось встать в коляске.

– «Слава богу, всё у нас в Москве хорошо и спокойно! Хлеб не дорожает и мясо дешевеет…»

– Без обману! – согласились мужики.

– Главнокомандующий! Сам Ростопчин! – уважительно сказал заводила.