Царская карусель. Война с Кутузовым

– Раз в Крещенский вечерок
Девушки гадали:
За ворота башмачок,
Сняв с ноги, бросали.
На дороге снежный прах;
Мчит, как будто на крылах,
Санки, кони рьяны;
Ближе; вот уж у ворот;
Статный гость к крыльцу идет…
Кто?.. Жених Светланы.

Васенька! Драгоценный ты наш! Чудес на Белом свете люди насчитали семь. В русской литературе твоя «Светлана» чудо пока что – первое.

– Побойся Бога!

– Друг мой! Идет война, а все помещики, соседи наши – кто грамотен – читают наизусть твою поэму.

– Спасибо за розу. Поставь ее отдельно.

– Пошли завтракать.

– Я на реку. На Нугре так хорошо всегда.

Беседка была пуста, но Василий Андреевич прошел мимо и сел на крестьянскую лавку – два столбушка и доска.

Всё изящное, изощренное – раздражало. Пришла пора быть русским. По жизни – русским, по слову – русским. Господи! Дай сыскать в себе и взлелеять русский дух! Все это пронеслось в голове, и Василий Андреевич поморщился – лжеумничанье. Идёшь на войну – будь народом. Народ жив правдой. Народ живет, баре – жизнь свою выдумывают. Выдумывать – мозги нужны, а посему – обезьянничают.

Василий Андреевич опустил лицо в ладони; Господи, опять то же. Словеса. Господи! Мы, просвещенные и просвещающие – жить не умеем. Молиться не умеем.

Ему стало горько и стыдно. Решив идти в ополчение, на войну, он молился… Но каждую молитву приходилось повторять и повторять, ибо всякий раз уплывал мыслями: то Маша вставала перед глазами, то Екатерина Афанасьевна. Или же Сашка Тургенев, приславший письмо… Карамзин, благодушно тучный Пушкин… Даже Шишков! Старец теперь в армии, при государе.

И Василий Андреевич покраснел, вспомнив, что написал Пете Вяземскому: «Хочу окурить свою лиру порохом». Господи! Как стыдно!

Перед отъездом в Чернь открыл Библию, где открылось. Прочитал неутешительное. Пророк Исайя рассказывал о Божьем повелении сбросить вретище с чресл, сандалии с ног. И, сделавши так, ходил три года нагой, босой, и всё это было пророчеством: царь Ассирийский поведет пленников из Египта, посрамляя Египет, молодых и старых, нагими и босыми.

Василий Андреевич испугался, перевернул страницу и прочитал о Дамаске: «Вот, Дамаск, исключается из числа городов и будет грудою развалин».

Гадать Василий Андреевич не собирался. Хотел прочитать на дорогу библейскую мудрость, чтоб о высоком думалось.

Смотрел за Нугрь. Русская земля. Быть ли ей Францией? Немыслимо! Точно так же и Франция вовеки не станет Россией… Вот ежели духом?.. Господи, зачем России быть Францией, Третьим Римом? Зачем Господу Третий Рим, когда Он назначил Россия быть Россией!

Так и подскочил с лавки. Боже мой! Никуда не уйдешь от себя. Опять в голове история, сравнения, сдвижения… Как же мужики-то ходят на войну? Оторвут от себя воющую бабу, разгребут выводок детишек – и пошли. За землю Русскую.

Возле господского дома к нему кинулась, расцеловала солнцевласая Сашенька. Ей это было позволено… Екатерина Афанасьевна с Машей… за руку стояли возле крыльца и смотрели на Василия Андреевича. Машенька совершенно погасшая, Екатерина Афанасьевна – непроницаемая, как судьба.

Затрубили трубы, из парка, на дивных рысаках выехали гарольды, явился рыцарь. В кирасирской каске, но одетый в рыбачью сеть. Праздник начался.

Война ахала орудийными залпами, но от Петербурга, от Москвы, тем более от Черни, Муратова, Белёва – была невообразимо далеко. Всё равно, что турецкая.

Говорить говорили: Наполеон, нашествие Европы. Армии разделены. А все же, пусть отступая, побеждаем. Витгенштейн побил Удино. Блистательно сражались и победили Платов, Пален.

Началось представление. Народное.

Плещеев исполнил с крестьянами «Бой с врагом Божьим Наполеоном». Наполеону надавали пинков и подзатыльников на радость дворне и гостям.

Алёша и Саша Плещеевы, как всегда, были при Жуковском, объявив себя его адъютантами.

– Ах, какое это несчастье, что я мал! – воскликнул Алёша, ему было двенадцать. – Ещё бы три годика, или даже два, и я бы сражался подле вас… В великом сражении мы бы спасли жизни друг другу.

Саша был моложе, но суровее:

– Василий Андреевич, надо так устроить, чтобы вы пробрались к Наполеону и кончили бы его. Я уверен, вопреки правилу, государь пожаловал бы вам орден Георгия Победоносца первой степени и чин капитана.

Отец возразил:

– Георгий Первой степени – орден главнокомандующих. Что же ты расщедрился на капитана? За уничтожение Наполеона не жалко и фельдмаршала.

Праздник продолжился в парадной зале. Чествование Александра Алексеевича начали концертом. Пела, как Ангел, Анна Ивановна. Урожденная Чернышёва, она была в ореоле дипломатических подвигов флигель-адъютанта государя, родного своего брата Александра Чернышёва. Пел виновник торжества.

Василий Андреевич, когда входили в гостиную, увидел в вазе подаренную ему розу. Взял и, смалодушничав в последнее мгновенье, вручил Саше. Но пришел черед его номера.