Царская карусель. Война с Кутузовым

– «Одного всем хочется, чтоб злодея побить, и то будет. Станем Богу молиться, да воинов снаряжать, да в армию их отправлять. А за нас перед Богом заступники Божия Матерь, и московские чудотворцы; перед светом – милосердный государь наш Александр Павлович, а перед супостаты – христолюбивое войско, а чтоб скорее дело решить, государю угодить и Наполеону насолить, то должно иметь послушание, усердие и веру к словам начальников, и они рады с вами жить и умереть». – Василий Андреевич дочитал наконец до точки и перехватил грудью воздуха.

– Дело говорит?! – спросил заводила поручика, он, мужик, знал: всё правильно сказано.

– А ещё-то есть чего читать?! – кричали те, что были дальше.

Василий Андреевич снова поднёс афишку к глазам:

– «Когда дело делать, я с вами, на войну идти – перед вами, а отдыхать – за вами».

– Московской земли человек! – восхитился Ростопчиным один из армяков.

– Чти, ваше благородие! Чти!

– «Не бойтесь ничего: нашла туча, да мы её отдуем; всё перемелется – мука будет!»

– Перемелем! В муку сотрём ихнего Бонапарте! – восторженно провозгласил заводила.

– Чти! Чти! – кричали Василию Андреевичу.

– «А берегись одного: пьяниц да дураков; они распустя уши, шатаются да и другим в уши врасплох надувают. Иной вздумает, что Наполеон за добром идёт, а его дела кожу драть; обещает все, а выйдет – ничего. Солдатам сулит фельдмаршальство, нищим – золотые горы, народу – свободу; а всех ловит за виски да в тиски и пошлёт на смерть: убьют либо там, либо тут. И для сего прошу: если кто из наших или из чужих станет его выхвалять и сулить, и то, и другое, то какой бы он ни был, за хохол, да на съезжую».

Тут Василий Андреевич удивился:

– Неужто есть такие, кто Наполеона хвалит?

– Барин, а шпионы на что? Как крысы рыщут! Чти, коли есть чего.

– «Тот, кто возьмёт – тому честь, слава и награда, а кого возьмут, с тем я разделаюсь, хоть пяти пядей будет во лбу; мне на это власть дана; и государь изволил приказать беречь Матушку Москву, а кому же беречь мать, как не деткам! Ей-богу, братцы, государь на вас, как на Кремль, надеется, а я за вас присягнуть готов. Не введите в слово. А я верный слуга царский, русский барин и православный христианин. Вот моя и молитва: «Господи, Царю Небесный! Продли дни благочестивого земного царя нашего. Продли благодать Твою на православную Россию, продли мужество христолюбивого воинства, продли верность и любовь к Отечеству православного русского народа! Направь стопы воинов на гибель врагов, просвети и укрепи их силою Животворящего Креста, чело их сохраняюща и сим знамением победиша!»

Молитву слушали, скинув шапки. Дослушав, расступились. Как свой въехал в Москву поручик Жуковский.

Московские толки

Николай Михайлович Карамзин был зван отобедать у Ростопчина. Трапезу с главнокомандующим Москвы и с государевым историком разделили князь Юсупов и Сергей Глинка, хозяин и редактор журнала «Русский вестник», поэт, сочинитель патриотических пьес, голова, пламенеющая от государственных забот, и великий выдумщик.

Майор в отставке, Глинка с 1807 года был в Московском ополчении и теперь явился к Ростопчину с запискою «О лесном вооружении». Создать сие «вооружение», по мысли прожектёра, надобно прежде всего в смоленских лесах и во всех прочих до самой Москвы. В лесные дружины предлагал набирать помещичьих псарей, ловчих, стрелков. Днём они должны были отсиживаться в лесах, а по ночам стремглав набегать на тылы и фланги Наполеоновской армии.

Ростопчин решал дела с лёту. По великой занятости прочитал записку уже за столом.

– Жду завтра. Явитесь за подорожной. – И признался гостям: – Боюсь повального бегства дворян из Москвы. Народное возмущение страшнее Наполеона. Умудрись Наполеон освобождать крестьян от крепостной зависимости – вся Россия зашатается. Мое главное теперь дело: обеспечить удаление дворян из уездов. Удалить причину и, так сказать, образ ненависти.

– Но наш народ не приемлет нашествия! – воскликнул Глинка.

– Сергей Николаевич! Фуражиров Наполеона крестьяне лупят, потому что это враги, грабители, но, отведав крови, добрые молодцы обращают взоры и на своих господ. Не токмо смотрят насупясь, но убивают…

– Граф, не пугайте! – твёрдо сказал Юсупов. – Если злое случается, то подобное всегда было и будет. Злом наказывают зло… Давайте о чём-нибудь не столь близком, ибо близкое – война, а война – это война. Я ведь на сию чуму поспел из благословенной Италии. И знаете, что мне довелось видеть во Флоренции перед самым отъездом? Доверительную грамоту епископу Исидору на Флорентийском соборе!

– Документ измены! – воскликнул горячий Глинка.

– Ну, почему же измены? Попытки примирения православия с католичеством.