Царская карусель. Война с Кутузовым

Вяземский показал Василию Андреевичу сестрицу графа Льва, знаменитую Наталью Кирилловну Загряжскую. Наталья Кирилловна была любимицей императора Петра III… При матушке Екатерине избежала немилости дружбою с Потёмкиным. Любой каприз красавицы властелин исполнял беспрекословно и даже наслаждаясь причудливостью желаний. Император Павел пожаловал Наталью Кирилловну в кавалерственные дамы и собирался вытурить из Петербурга за чрезмерные вольности. Было за что. Свою племянницу Марью Васильчикову Загряжская посмела обвенчать с вице-канцлером графом Кочубеем, Виктором Павловичем. На Кочубея у императора были свои виды. Взъярясь, Павел послал сказать Загряжской, что боле не намерен терпеть невежества у себя дома. (Наталья Кирилловна не кланялась статс-даме Лопухиной.) И вот на балу, при всём дипломатическом корпусе, гроза петербургских салонов отвесила Лопухиной нижайший земной поклон и объявила:

– «По именному Его Величества приказанию, мною сегодня полученному, честь имею поклониться вашей светлости».

Приказ покинуть Петербург последовал без промедления, но князь Волконский, посланный проверить, как исполняется монаршья воля, нашёл в доме Загряжской многолюдный беззаботный праздник. Волконский перепугался, но его подвели к окошку на задний двор и показали карету с кучером на козлах.

Павел, боявшийся неисполнения его государевой воли, обрадовался докладу и послал Волконского сообщить Наталье Кирилловне, что она получает отсрочку высылки.

Уехать всё же пришлось, в Батурин, в Киев, в Париж. А в Париже Наталья Кирилловна имела беседы с Наполеоном, с Талейраном. Её принимали монархи немецких княжеств, император Австрии.

Теперь дама-легенда сидела за карточным столом и по обычаю выигрывала. Играли в бостон, ставки были несерьёзные, а в партнёрах сам граф Лев, Апраксина, юная Волкова, родственница Валуевых, Виельгорских, Кошелевых.

Брат Волковой Николай поделился своей радостью с Вяземским: начальник штаба в армии Багратиона генерал Сен-При согласился взять его в адъютанты. Вяземский тоже ожидал адъютантства от Милорадовича.

– А мне нужен слуга. Да такой, чтоб не дрейфил на войне, – сказал Жуковский.

– Слуга будет, – пообещал Вяземский.

В уютной гостиной с гобеленами дамы, собравшиеся вокруг графини Ростопчиной, сокрушались о несчастье Мухановой. Её муж отличился в жесточайшем сражении под Салтановкой. Пять дивизий наполеоновских маршалов Даву и Мартье нападали на корпус Раевского. Думали, перед ними Багратион с армией. Николай Николаевич десять часов сдерживал французов, позволяя Багратиону переправляться через Днепр. Раевского и раньше любили, теперь же о нём и его сыновьях говорили со слезами благоговения. В момент полного изнеможения одного из полков генерал повёл на французов своих сыновей. Они шли, взявшись за руки. Младшему, Николеньке, то ли десять, то ли одиннадцать. И полк смёл французскую атаку.

Супруг несчастной Мухановой был представлен за этот бой к ордену. Тем же вечером на рекогносцировке, переодетый в мундир французского офицера, он был смертельно ранен казаком.

– Я сегодня была в лазарете! – У Ростопчиной слёзы заблистали в глазах. – Боже мой! Боже мой!

Раненых привозили теперь каждый день. Офицеры-гусары, офицеры егерских полков, лейб-гвардии, офицеры-артиллеристы. Иные изуродованы жесточайше.

Дамы высшего света, принося в жертву своё время, целыми днями трепали корпию – ветошь для перевязок.

Была ещё одна животрепещущая тема: обнищание богатейших. Прасковья Кутузова, выданная за Толстого, нарожала ему восьмерых датой, но все имения его в Белоруссии, у Наполеона. Оставшегося состояния – три сотни душ в рязанских, очень бедных деревнях.

– Ужас! Ужас! – сочувствовали вполне искренне.

– Дамы-то наши даже по-человечески, то есть по-русски, и о насущном могут разговаривать, – горько посмеялся Вяземский.

А Василий Андреевич никак не мог отойти от чудовищно дорогого ужина, от изрядно вырядившихся дам, от юных офицеров, ожидавших адъютантских мест при самых видных генералах.

– Я бы очень хотел проснуться лет на пять назад, в Белёве. А коль надобно идти на войну, так поскорее бы, но Ополчение, по-моему, больше на языке, чем на деле.

Война, пришедшая в театр

Вяземский, не получая ответа от Милорадовича, поехал вместе с Жуковским к графу Матвею Александровичу Дмитриеву-Мамонову. Вяземский и Мамонов женаты на сестрах, свояки. За князем Петром Вера Гагарина, за графом Матвеем Надежда.

Граф был в свойстве и с Жуковским, по Музе. Родственник Ивана Ивановича Дмитриева, граф с юношеских лет писал стихи, публиковал в московских журналах.

Встретил Матвей Александрович гостей дружески и даже восторженно.

– Василий Андреевич! Я счастлив! Сама русская литература в моих пенатах.

– Уж больно ты красиво говоришь! – засмеялся Петр Андреевич. – Жуковский – казак твоего полка. Стало быть, твой подчинённый.

– Отнюдь! Я дал на полк деньги, но полк – не собственность. Буду в нём такой же поручик.

– Ты обер-прокурор департамента! По крайней мере – полковника отвалят.

Граф был красив и, к удивлению Жуковского, застенчив.