Царская карусель. Война с Кутузовым

Желанную весть о новом вожде русских войск, должно быть, скорые ласточки разнесли по Петербургу.

Народу было о чём Бога молить, было за что образ Богородицы, обретённый в Казани, почитать спасительным для России. Петербуржцев в собор притекло великое множество, но перед Кутузовым – а к государю он ездил при всех орденах – широко расступались.

– Господи! – радостно ужаснулось сердце воителя. – Что за бармы на плечи мои стариковские возложил Ты, Святый?

Расступившийся народ указал своему вождю место перед алтарём, против соборной иконы. Михаил Илларионович снял мундир, отдал Паисию и опустился на колени.

– «Всех нас заступи, о Госпоже, Царице и Владычице, иже в напастех и в скорбех и в болезнех, обремененных грехи многими, предстоящих и молящихся Тебе», – пели хоры, пели прихожане. А он вспомнил вдруг приговор разбойнику в Молдавии. Подписывая, плакал, да ведь подписал.

– Господи! Богородица! Простите мне все мерзости мои, ибо, не имея в душе чистоты, не снести бремени, возложенного на меня царём, Твоею Волей, Господи, Твоей Молитвой, Благодатная!

Пели:

– «Воскресение Христово видевше, поклонимся Святому Господу Иисусу, единому безгрешному…»

– Христос, Бог мой! – рвалось из сердца молящегося. – Богородице Дево! Одного прошу – наградите здоровьем на все страшные дни сражений и воинских дел. А как будет Россия спасена, так пусть станется, как писано в книге судьбы моей.

– «Величаем Тя, Пресвятая Дево, Богоизбранная Отроковице и чтим образ Твой святый, имже точиши исцеления всем с верою притекающим». – Величание заполняло весь огромный собор. Кутузов пел со всеми и, крестясь, молил Богородицу:

– Пошли мне, зело грешному, не пролить крови русских солдат, солдат неприятельских, коя не востребована будет за грехи мира. Господи! Богородица! Пошлите мне, недостойному, сберечь землю народа православного от посягательств! Пошлите мне, недостойному, сберечь матерей, чад, стариков. Юность румянощёкую! Сколько их в армии, бесстрашных мальчиков!

Священники окропили Михаила Илларионовича святою водой, благословили.

И, провожаемый тысячами любящих глаз, прошёл Кутузов в коляску, покатил в военный департамент за генеральскими картами, за самыми свежими известиями от командующих.

На другой день в старенькой каретке, дабы не бросаться в глаза, вместе с Екатериною Ильиничной, Михаил Илларионович ездил в придворные слободы. В храме иконы Владимирской Божией Матери молились. Плакал, как ребёнок несчастный, слезами тихими, неудержимыми.

Уже в коляске, по дороге домой, сказал Екатерине Ильиничне:

– Меня посылают на Зверя, а может, на самого Аввадона! У лжеимператора все маршалы в венцах королевских, как у саранчи из Апокалипсиса. «И вышел… конь рыжий. И сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга».

Екатерина Ильинична припала головою к плечу генеральскому.

– Мне бы опять в полковницы. В Луганск, в Мариуполь. Бригадирству твоему радоваться, ехать за тобою в Бугский егерский корпус.

Улыбались. Радовались свету, наполнившему их в церкви, а приехали в свет, в суету. Подходила знаменитая писательница де Сталь говорить с русским полководцем. Подходили Надежда Никитична Голенищева-Кутузова и Федор Петрович Толстой, знаменитый медальер:

– Ты уж побей Изверга. Этак прямо и побей! – посоветовала тётушка. – Фёдор Петрович твою победу в медалях отольёт.

– Я собираюсь увековечить великие деяния нашего воинства в бронзе. Заветная моя мечта! – признался медальер.

– Уж больно много хотите от меня! Уж больно много! – вздохнул Кутузов, без игры, без светского жеманничанья. – Я бы ничего так не желал, как обмануть Наполеона. Не победить, а дай бог – обмануть.

Подходила очень милая дама, застенчивая, непривычно искренняя.

– У меня сыновья в казаках. Три сына – и все в казаках. Младшему, Васеньке, – семнадцать.

Утешил:

– Казаки воюют умеючи. Казаков я люблю. Дуром головы под пули не подставляют.

И, приблизя лицо, шепнул доверчиво:

– Мне живые нужны. Бога молю – поберечь солдатушек, а молодых-то офицериков – сугубо… Как фамилия-то сыновей?

– Перовские.

– Перовские… – Было видно, не вспомнил.

– Дети графа Алексея Кирилловича Разумовского.

– Разумовских знаю, – улыбнулся Кутузов. – О сыновьях молиться будете, и меня помяните. На молитвы более всего уповаю.

Отъезд

Война для полководцев с бумаг начинается.

10 августа, назначив отъезд на 11-е, Кутузов диктовал Кайсарову письма.

Губернскому предводителю дворянства в Петербурге Жеребцову. Благодарил за выбор, которым почтили его дворяне, и выражал надежду, «что тяжкий путь, мне предлежащий, будет сопровождён молитвами их обо мне Богу, который Один может устроить его».

Предписывал командиру 2-го резервного корпуса Эртелю сообщать «о всем, могущем с вами произойти, равномерно и о том, что может случиться с генералом Тормасовым, недалеко от вас находящимся».

Отправил копии рескрипта Тормасову и Горчакову о «всемилостивейшем назначении главнокомандующим действующими армиями» и просил извещать «о всём, до армии касающемся».

У Горчакова в другом письме спрашивал: