Извещая царя о своих успехах и потерях, воеводы просили о присылке подкреплений. Царь исполнил их просьбу. Но отряды, пытавшиеся проникнуть в город на лодках по Великой, большей частью были перехватываемы неприятелем. Так, в конце сентября или вначале октября месяца, Никита Хвостов, высадясь на берег, пытался незамеченным проникнуть в город с 600 стрельцов. Но из них только одной сотне удалось пробраться сквозь неприятельскую цепь, а остальные без успеха воротились на лодки. При этом сам Хвостов попался в плен. «Я не видывал такого красивого и статного мужчины, как этот Хвостов, — говорится в одном польском дневнике, веденном во время осады. — Он мог бы поспорить со львом; еще молодой, лет под 30. Все войско ходит на него дивиться». Удачнее оказалась попытка проникнуть в город сухим путем между неприятельскими лагерями; такая попытка удалась стрелецкому голове Мясоедову, хотя при сем он и потерял часть людей, однако успел привести несколько сот стрельцов, и это подкрепление оживило бодрость осажденных, а осаждающих привело еще в большее уныние. Наступала уже суровая зима; неприятели терпели стужу, недостаток съестных припасов и частые тревоги от русских вылазок. Войско роптало. Поляки и литовцы выражали сильное желание воротиться домой, а наемные отряды требовали еще уплаты жалованья. Главное неудовольствие обратилось на гетмана Замойского; его обвинили в том, что он, много лет потратив на ученье в итальянских школах, отстал от воинской науки и своим упрямством только губит войско. На него писали пасквили в прозе и стихах. Но Замойский в этих трудных обстоятельствах обнаружил замечательную твердость духа и силу воли. Строгими наказаниями он старался поддержать дисциплину и склонял короля к продолжению осады. Так как в порохе ощущался большой недостаток (из Риги подвезли его небольшое количество), то пришлось отказаться от надежды взять город бомбардировкой и приступами, и король изменил осаду в обложение или блокаду, для чего отвел войско далее от стен и расположил его в наскоро построенных избах и бараках.
Во время псковской осады совершались любопытные действия и на других театрах войны. Во-первых, предприятие поляков против Псково-Печерской обители. Сия обитель, как мы видели, обновленная дьяком Мунехиным, расположенная верстах в пятидесяти к западу от Пскова, находилась тогда на дороге в Лифляндию и потому много мешала сообщениям королевского войска с этим краем. Ее каменные стены и башни были снабжены пушками; кроме вооружившихся монахов, ее обороняли стрельцы и дети боярские, под начальством Юрия Нечаева. Высылаемые им отряды перенимали обозы, шедшие из Риги с разными припасами под Псков, и били появлявшихся в окрестностях польских фуражиров. Чтобы положить конец таким подвигам, Баторий послал Фаренсбаха с немцами и Борнемису с уграми, дал им пушки и велел взять монастырь. Но тщетно эти начальники водили своих людей на приступы. Все их попытки окончились полным поражением, и они со стыдом ушли назад. С другой стороны, король послал особое войско под начальством Кристофа Радивила и Филона Кмиты вглубь Московского государства, чтобы отвлечь москвитян от вторжения в литовские пределы. Радивил разбил несколько встречных московских отрядов и дошел до города Ржева, т. е. до берегов Волги, откуда уже недалеко было до Старицы, где пребывал тогда Иван Васильевич со своей придворной дружиной. Но обманутый ложными вестями о многочисленности войск, окружавших царя, Радивил повернул назад. А Иван Васильевич, узнав о том, что опасность была так близка, перепутался и с своим двором бежал в Александровскую Слободу. Наконец, важные военные действия совершались в это время со стороны шведов. Пользуясь тем, что русские силы были заняты борьбой с польским королем и что для этой борьбы пришлось ослабить русские гарнизоны в ливонских городах, шведы, предводимые Понтусом де-ла-Гарди, продолжали свои завоевания в Эстонии. Тут самой чувствительной для нас утратой была Нарва; с ее завоеванием прекратилась и наша непосредственная балтийская морская торговля с Западной Европой. После Нарвы де-ла-Гарди овладел соседним Ивангородом и далее на востоке нашими городами Ямом и Копорье; потом обратился опять назад, взял Вейсенштейн и осадил Пернов, т. е. вторгся уже в самую Ливонию, чем причинил досаду своим союзникам полякам, которые смотрели на Ливонию как на свою добычу. Когда осада Пскова пошла неудачно и замедлилась, шведы предложили Баторию прийти к нему на помощь; но предложение этих союзников было отклонено{51}
.