Царский изгнанник

   — Ревновать начал, — продолжал Даниель, не слушая её. — Ну и выжил меня режиссёр, и я же в дураках! Теперь, чёрт возьми, и возись с этим дурацким руководством! Впрочем, сударыня, вы, пожалуйста, не подумайте, что я когда-нибудь смел позабыть должное к вам уважение. Я хотел только сообщить вам моё горе: вы мне очень симпатичны.

«Жаль, что он такой пьяница! — подумала Серафима Ивановна. — Впрочем, все французы любят выпить, а этот когда и выпьет, то очень мил. Не то что наши, русские: как назюзюкаются, так и завалятся спать...»

   — Послушайте, пожалуйста, не говорите мне больше ни о Кларе, ни о режиссёре. А что вы были солистом в балете, то я этому очень рада. Это гораздо лучше, чем быть учителем истории. Учителя истории везде найдёшь: да вот хоть тот же Гаспар — поучит... а балетмейстеры, танцевавшие с Людовиком XIV, редки. Не возьмётесь ли вы вместо истории учить моего племянника танцевать? Кстати, и меня поучите менуэту.

   — Такой восхитительной особе, как вы, ни в чём не может быть отказа, сударыня. Прикажете сейчас же начать менуэт? Позвольте, я только допью вот этот стакан — и к вашим услугам.

   — Нет, уж лучше мы завтра поучимся, а теперь поздно; спать пора...

Допив бутылку, Даниель встал со стула и поклонился, хотя и покачиваясь немножко, однако всё-таки очень грациозно.

   — Итак, до завтра прелестная дама, — сказал он, — завтра прилечу к вам на крыльях Купидона и захвачу с собой руководство. Ещё раз поздравляю вас с полезным и выгодным приобретением...

   — Ну что, Миша? — спросила Серафима Ивановна у племянника по уходе балетмейстера. — Как ты находишь Даниеля?

   — Он, кажется, очень любезный и очень приятный человек, — отвечал Миша.

   — То-то, Миша, видишь, как я о тебе забочусь. Только вчера приехали, а нынче я уж приискала для тебя двух учителей. Да ещё каких!.. Однако в самом деле пора спать: одиннадцатый час; завтра нам надо пораньше съездить к банкиру. С этими рапирами да книгами все деньги вышли.

Банкир сообщил Серафиме Ивановне, что при дворе и в министерствах только и речи что о важном государственном перевороте, происшедшем в Московии, что первый министр отрешён от должности, царевна удалилась в монастырь...

Серафима Ивановна этим вестям не поверила, да и ему верить не советовала.

   — Я получила вчера письмо от своего доктора, из деревни, — сказала она, — он об этом ни слова не пишет, а он, верно, знал бы, всего в полутораста вёрстах от Москвы живёт. Поверьте, господин банкир, что всё это пустые выдумки и что вы ничем не рискуете, если выдадите мне сто луидоров по аккредитиву князя.

   — Да, если прикажете, я вам не только сто, а тысячу выдам, — отвечал банкир, — отрешён ли князь или занимает прежнее своё место, аккредитив его от этого не лучше и не хуже и для меня не менее обязателен.

   — Это с вашей стороны чрезвычайно деликатно, господин банкир. Так, чтоб часто не беспокоить вас, — позвольте мне получить теперь двести луидоров.

   — Извольте.

«Ну вот и выходит, что все его новости сущий вздор и что он сам им не верит, — подумала Серафима Ивановна. — Какой банкир выдал бы двести луидоров и предложил бы тысячу по простому письму отрешённого министра?»

Серафима Ивановна не знала, что политические перевороты не могли иметь никакого влияния на аккредитив князя Василия Васильевича, так как этот аккредитив был с избытком обеспечен капиталами, положенными в контору банкира и его корреспондентов.

   — Ещё, господин банкир, — сказала она, получив четыре свёртка луидоров, — я желала бы посоветоваться с вами об одном очень важном деле: двух учителей я для моего племянника уже наняла и желала бы нанять ещё двух или трёх. Там... из физики, из астрелябии и... как, бишь, её?

   — Сколько я знаю, — отвечал банкир, — князю угодно чтоб его внук был помещён в Сорбонну...

   — Правда, но он ещё не достаточно подготовлен для Сорбонны, боится экзамена.

   — Что ж, дело хорошее. Если желаете, то я попрошу заехать к вам своих профессоров, то есть тех, которые учат моего сына. Двое из них преподают в Сорбонне. А вы кого пригласили?

   — Гаспара и Даниеля.

   — О Гаспаре не слыхал... а Даниеля вы, конечно, пригласили для истории?

   — То есть... как бы вам сказать, господин банкир? И для истории, и для другого ещё. А позвольте спросить, может быть, ваши профессора большие знаменитости. Какая цена им?

   — Не дороже других, — отвечал банкир, — с меня они берут по три ливра в час, вероятно, и с вас тоже...

«Уступят, каналии, — подумала Серафима Ивановна, — а не то и Гаспар поучит; те с меня тоже по три ливра запрашивали, да я не банкир, чтоб платить такие деньги...»

Когда Серафима Ивановна и Миша возвратились домой, Гаспар уже был там и в ожидании их топал и ударял в печку, громко пристукивая ногой и ловко всякий раз попадая в кружочек, начерченный им угольком на печке.

Серафима Ивановна начала с того, что обезоружила Гаспара и освидетельствовала принесённый им товар. Осмотрев рапиры, которые обе стоили пять ливров, она хотя и не знала этого, однако осталась ими не совсем довольна.

   — Отчего они такие заржавленные? — спросила она.