— Да как и не болеть ноге, — сказала Серафима Ивановна, — ты всё сидишь на одном месте, как сурок; ты бы прошёлся, Миша, подышал бы чистым воздухом. Погода видишь какая хорошая. У нас такой в половине октября не бывает. Ходить не очень больно тебе?
— Нет, тётя, потихоньку ходить я могу; а топать и делать батманы больно... я пробовал давеча...
— Ну так пойди прогуляйся с Анисьей... А мы покуда поучимся менуэту.
— А как же обедать? Уже два часа...
— К обеду успеете возвратиться, до обеда ещё час с лишком... Или вот что: пообедай наскоро и поезжай с Анисьей к банкиру, скажешь ему, что мне нездоровится... Я вам дам к нему записку, по которой вы получите сто луидоров... Аниська! Подавай князю обед, а нам ещё не хочется есть; скажи кухарке, что мы будем обедать в три часа. Да не забудь оставить на столе две бутылки ришбура и вчерашний остаток ангулемского ликёра.
Пока Миша обедал, Серафима Ивановна написала записку к банкиру, запечатала её вместе с аккредитивом и вручила пакет Анисье.
— Смотри же, дура, не потеряй, — сказала она, — да чего ты гак расфуфырилась? Могла бы и попроще одеться!
— Скажите, пожалуйста, мадам, — сказал банкир Анисье, — куда госпожа Квашнина тратит так много денег? Всего три недели, как вы приехали, а она взяла у меня уже четыреста луидоров и теперь ещё сто требует.
— У нас большие расходы, — отвечал Миша, видя, что Анисья конфузится отвечать, и полагая, что она конфузится оттого, что не довольно хорошо говорит по-французски.
— На что же эти расходы? — спросил банкир. Неужели все на книги да на уроки?
— И на книги, и на уроки, — отвечал Миша, — да и на другие разные покупки.
— Разумеется, это не моё дело, — сказал банкир, обращаясь снова к Анисье, — но я не могу не удивляться таким большим издержкам и прошу вас удовлетворить моё любопытство: может быть, госпожа Квашнина тратится много на наряды?
— Не очень, — отвечала Анисья, — она всего сшила здесь два шерстяных платья, которые обошлись ей сто двадцать ливров оба.
— Может быть, вы очень дорого платите за квартиру?
— Мы платим за неё по семьдесят пять ливров в месяц.
— Ну так, может быть, вы часто даёте завтраки, обеды, ужины?
— И то нет. У нас, правда, довольно часто обедают учителя молодого князя; но, кроме них, не бывает никого; и обеды наши, кроме вин, обходятся по четыре-пять ливров в день!
— Удивительно! — сказал банкир. — При таком скромном образе жизни истратить в три недели почти пять тысяч франков!.. Что вы скажете на это, Расин, московская дама, которая, платя за квартиру по семьдесят пять ливров в месяц и купив всего два шерстяных платья, истратила пять тысяч ливров в три недели?..
Услыхав имя Расина, Миша подбежал к столу, за которым сидели, обедая или отобедав, четыре человека в напудренных париках. Он стал прямо против Расина и вытаращил на него глаза, скрестив руки на груди.
— Чего вы от меня хотите, мой маленький друг; зачем вы на меня так пристально смотрите? — спросил Расин.
— Неужели вы Расин? — спросил Миша.
— Да. Разве вы меня знаете?
— Кто ж вас не знает? Кто не знает автора «Андромахи», «Ифигении», «Митридата», «Федры»?..
Миша очень рад был пощеголять своим классическим образованием перед Расином и перед сидевшими с ним за столом белыми париками.
— А разве вы читали всё это? — спросил один из товарищей Расина.
— Не только читал, а наизусть знаю, — отвечал Миша, — хотите, я вам прочту что-нибудь?.. — И, не дождавшись ответа, Миша громко и твёрдо начал читать монолог Митридата.
Когда он прочитал стихов двадцать, Расин остановил его:
— Как бы нам не наскучить этим господам. А вы читаете недурно, молодой человек, и выговор у вас странный, но не неприятный... Кто вы такой и из какой страны?
— Из России, из Московии, как здесь называют Россию, — отвечал Миша.
— Вот, — сказал Расин своему соседу, — вы сейчас говорили, что мои трагедии оценятся только через сто лет, и были в отчаянии от того, что теперь торжествуете вы. Что вы теперь скажете?.. — продолжал Расин, обращаясь к Мише: — Сделайте одолжение, прочтите нам несколько стихов из «Фёдры» Прадона.
— Я не знаю «Федры» господина Прадона, — отвечал Миша, стыдясь своего незнания, — я знаю только вашу «Федру».
— Прочтите нам, по крайней мере, что-нибудь из сочинений аббата Коти; вы этим доставите большое удовольствие, — продолжал Расин.
— Сочинений господина Коти я тоже не знаю, — отвечал Миша, — а басни Лафонтена я знаю почти все... Какую прикажете прочесть вам?
— Вы заметили, господа?.. Беру вас всех в свидетели: этот молодой человек, такой ещё маленький, а о Лафонтене говорит — просто Лафонтен.
Покуда Миша читал басни Лафонтена, банкир продолжал расспрашивать Анисью об образе жизни мадам Квашниной.
— Я всё-таки не понимаю, — говорил он, — куда она могла истратить столько денег.