Царство. 1951 – 1954

Но в социалистическом государстве действовал запрет на вероисповедания — сегодня даже малому ребенку было известно, что Бога нет. Любые религии преследовались и искоренялись. Товарищ Сталин с упорством воина уничтожал «религиозные пережитки», насаждая веру в советские идеалы, в большевистскую партию, в незыблемый социалистический строй, который, по мнению вождя, станет панацеей для человечества. Религии, утверждающие божественное присутствие, мешали Сталину властвовать. Взамен он дал коммунизм и настырно вбивал его в головы.

— Какой я, на хрен, мусульманин?! Я — коммунист, а значит, буду жить, как хочу и с кем хочу! — засыпая, пробормотал Лаврентий Павлович.

24 июня, среда

— Слышал, у Берии дочь родилась? — Хрущеву звонил Булганин.

— Да ты что! Когда?!

— Вчера вечером.

— А я сижу, и ничего не знаю!

— Он, хитрец, никому не говорил, что папой станет.

— Во как! Знал я, что Лаврентий к женскому полу неравнодушен, а чтобы так, с детишками, такого рыцарства предположить не мог! Надо его скорее поздравлять! — разволновался Никита Сергеевич.

— Мы уже поздравили — и я, и Маленков. Ворошилов готовится с целой речью выступить, в стихах, — уточнил Николай Александрович.

— Гляди, какие у нас люди — на все руки мастера, не то, что мы с тобой! Кто бы мог подумать, что боевой командир, товарищ Ворошилов, поэт?

— За него водитель рифмы строчит, а Клим только зачитывает с выражением, — хмыкнул Булганин.

— А я-то решил, еще один классик в поэзии объявился!

— Классиков, Никита Сергеевич, у нас без поэтов хватает. Ты давай, не тяни, звони Лаврентию, поздравляй.

— Обязательно, обязательно! Надо бы к нему поехать, цветы преподнести, как думаешь?

— Поезжай.

— Как ребенка назвали?

— Марта.

— Девочка, значит. А мать кто?

— Зоя Ланская.

— Что-то не слышал о ней, — промычал Никита Сергеевич.

— На прошлой неделе, за обедом у Кагановича, ее обсуждали, косточки Лаврентию мыли, — подсказал Булганин.

— Какой-то разговор был. Про студенток говорили, что он Дон Жуан, и что у него, что ни день — новая зазноба. Каганович еще возмущался. А про Ланскую Зою не припоминаю.

— Берия ее в прошлом году, на торжественном открытии магазина «Детский мир» приметил. Помнишь, когда с эскалатора вниз сошли, такая видная дивчина мороженым нас угощала, все улыбалась, глаза голубые! Подошла к Лаврентию Павловичу: «Попробуйте мороженого!» Я еще тогда ему подмигнул!

— Мороженое помню, а кто угощал — нет, — отозвался Никита Сергеевич. — В «Детском мире» отличное мороженое, они его сами делают. Шоколадное больно вкусное, но и сливочное — пальчики оближешь! Я тогда целых два ухватил — и сливочное, и шоколадное. С удовольствием оба слопал. Мороженое там в вафельных стаканчиках, — уточнил Хрущев. — Магазин тогда обошли и склады смотреть отправились, у них склады в подвале и гараж там, до мелочей все продумано! Я прям архитектора обнял.

— В подвал пошли, верно! — перебил Булганин. — А Лаврентий не пошел. Я сразу понял, к чему дело клонится. Стоит Лаврентий, как вкопанный, и глаз с нее не сводит! На открытие Центрального детского мира райкомовские всех симпатичных студенток собрали, чтобы вид у работниц был не бабский, а чтоб красотки по торговым залам расхаживали, и кроме смазливой внешности, язык был подвешен — вдруг спросят чего. Кому понравится, если начальству в ответ мычат? Мне не понравится! — заявил министр Вооруженных Сил. — Зойку с подругой, как самых видных, на мороженое определили. Я по заданию Лаврентия целое расследование провел, кто она, откуда.

— Значит, покушал товарищ Берия мороженого! — не удержался от саркастического восклицания Хрущев.

— Покушал, покушал! — хохотнул Булганин.

Никита Сергеевич держал трубку телефона двумя руками и от переполнявших эмоций время от времени прямо-таки душил ее.

— Память у тебя, Николай Александрович, замечательная, позавидовать можно. Я тот день, в таких подробностях на Страшном суде не вспомню, а ты — как по нотам, как по нотам! Только в одном напутал: открытие «Детского мира» не в прошлом, а в позапрошлом году состоялось.

— Ну, может! Сейчас это неважно. Главное, рыжуха-отличница нашего орла-беркута заарканила!

— Никогда бы не подумал, что Лаврентий может влюбиться!

— Я тоже не верил, а факт налицо! Она, стрекоза, голову Лаврентию вскружила. Поговаривают, что он всех своих баб разогнал, — вполголоса добавил Булганин.

— Чудеса!

— Это с нашим братом с возрастом случается. Чувства-с! — подытожил маршал.

— Со мной не случалось.

— Ты у нас кремень!

— Я не по этим делам, я семьянин.

— Я ж не спорю! — отозвался Николай Александрович. — Теперь, Никита, вот какой вопрос, — голос Булганина стал серьезным. — Маленков, как известие про товарища Берию получил, велел Ланской квартиру подобрать. По его поручению я тебе звоню. Остались у тебя приличные квартиры на Горького?

— В резерве должны стоять.

— Найдешь?

— Для такого дела, тем более для нашего товарища, подберем! — с ударением в трубку правительственной связи выговорил Никита Сергеевич. — Обязаны подобрать!