Царство. 1955–1957

Екатерина Алексеевна столкнулась с Фирюбиным именно в Москве. Избранная комсомольским вожаком Института тонкой химической технологии, где заочно училась, молодая активистка обнаружила недюжинные организационные способности и скоро, совершив головокружительный кульбит, оказалась на месте второго секретаря Фрунзенского райкома партии, тогда-то она и стала появляться в МГК. Женщина сразу обратила внимание на видного городского начальника, да и Фирюбин, как только фигуристая дама попала в поле его зрения, сразу отметил новенькую, но виду, что ему приглянулась улыбчивая блондинка, не подал, так как сам Попов неравнодушно поглядывал в ее сторону. Молодая женщина носила совсем не длинные юбки, и пьянящая красота ее безукоризненных ног производила на мужчин ошеломляющее впечатление. Через некоторое время Екатерина Алексеевна работала уже первым секретарем Фрунзенского района.

Однажды, Фирюбин и Фурцева одновременно оказались в подмосковном доме отдыха, кто-то предложил сыграть в волейбол, и они попали в одну команду. Играли больше часа, тут-то Николай Павлович по достоинству оценил не только ее изумительные ноги, а всю обворожительную стать, и острый ум, и юмор, и сердечность. В спортивном азарте люди запросто общаются, начальник без стеснения посматривал на зеленоглазую партнершу, задорно подпрыгивающую, приседающую, восклицающую, не решаясь все же идти на сближение: ведь не только властолюбивый самодур Попов, но и прежний хозяин столицы, железный нарком Каганович, питал к Фурцевой интерес.

И вот сейчас все переменилось. Он посол. Она секретарь Московского горкома, никто никому ничем не обязан — взрослые, самостоятельные люди. Почему он решил вдруг позвонить? Потому что после праздника на стадионе «Лужники», где они оказались вместе, Катя не уходила из его головы. На следующий день он улетел в Белград, думал, смена обстановки, работа отвлекут от навязчивых мыслей, сердце успокоится, он же, в самом деле, не мальчик, ему уже стукнуло сорок пять. Но, нет, улыбчивая Катерина Алексеевна все яростней терзала сознание! Он думал о ней дома, думал в машине, думал в служебном кабинете, она приходила во сне, казалось, ее зеленые глаза повсюду! Он не жил больше, он мучился, мечтая о ней, и решился позвонить.

«А почему нет? Это прилично, позвонить по работе, пригласить в Югославию, на какое-нибудь ответственное мероприятие. Выдумать какое-либо торжество или другое важное дело!» — ему так хотелось снова увидеть ее!

8 октября, понедельник

Адъютанты Жукова, Георгий и Антон, неотступно ходили за маршалом. Кучерявого Георгия называли в министерстве «маленький Георгий», утверждали, что он как две капли воды похож на министра в молодости, чем адъютант бесконечно гордился. Когда министр обороны, Маршал Советского Союза Жуков появлялся в присутственных местах, низкорослый майор выскакивал вперед и ошеломляющим голосом выкрикивал:

— Смирно! — и первый с выпученными глазами замирал от обожания.

Второй, чернявый подтянутый подполковник, с пристрастием собирал сплетни.

— Что слышно, Антоха? — развалившись на заднем сиденье лимузина, вальяжно спрашивал Жуков, и адъютант начинал пересказывать закулисные новости: кто что, кто с кем.

Иногда министр хмыкал, отпуская забористые солдатские шутки, вообще-то, нрав у маршала был крутой. Даже всемогущему Берии не удалось сковырнуть Жукова. После бериевского ареста Георгий Константинович не имел себе равных, один Никита Сергеевич еще как-то мог на него влиять. Хрущев всегда относился к маршалу с должным уважением, но по-товарищески, без пиетета. Жуков не чувствовал в Первом Секретаре опасности. Еще Ваня Серов был своим в доску. В присутствии Маршала Советского Союза Серов всегда выступал шутником и балагуром, а остальные — хлам, остальных Георгий Константинович на дух не переносил. Маршальскую симпатию вызывал иногда беззлобный Булганин, но он был совершенно неработоспособный, под его началом и Совет министров помельчал, министры наперегонки спешили к Хрущеву. Пирамида выстраивалась, и в этой пирамиде после Хрущева Жуков занял твердое второе место.

Власть кружила голову, власть завораживала. Ни Булганин, ни Хрущев, по мнению Георгия Константиновича, не смогли бы долго управлять государством, ориентироваться в международной политике. В хрущевское владычество Жуков категорически не верил: «Какой из Никиты правитель? Ерунда!» Молотов, тот бы смог, но кто его пустит?

— Погодим, посмотрим! — качал головой маршал.

«ЗИС» мчал по городу. Жуков сдвинул брови, заметив, как постовой милиционер без старания козырнул правительственной машине.

— Снять! — приказал маршал. — Пусть на Урале движением управляет! Начальнику объявить взыскание по службе.

Адъютант-подполковник записал распоряжение в блокнот.