Находиться в замкнутом пространстве югославской миссии беглецам было и неудобно, и неприятно: связь с внешним миром была прервана, ничего не знали они о родных, а лишь предполагали, что могло произойти с ними. Иосип Броз Тито считал, что Хрущев не кровожаден, помнил, что Хрущев и Булганин обещали не причинять вреда ни Надю, ни членам его кабинета, и новое венгерское руководство высказывалось вполне лояльно.
Переговорный процесс представителей югославского посольства с Кадаром и Андроповым шел без остановки, в последнее время обозначились конкретные сдвиги: по распоряжению советского командования сняли оцепление вокруг посольства, и хотя отдельные группы военных появлялись на площади, это никак не напоминало неприступное кольцо по границе дипмиссии днями раньше; не осталось в зоне видимости ни одной бронемашины, а неприглядные разрушения от танковых выстрелов, аккуратно заделали. Восстановленную стену оштукатурили и, так как погода позволяла — покрасили. Ремонт делало командование советскими войсками. Все вокруг говорило за изменение к лучшему. Жизнь в Будапеште налаживалась: пустили общественный транспорт, открылись магазины, школы. Горожане стали свободно передвигаться по улицам, хотя кое-где все еще можно было наткнуться на грозные танки. Схваченных во время ноябрьских событий в ближайшее время обещали выпустить на свободу. Венгерская Партия Труда стала пополняться новыми членами. Кадар одной рукой бил, а другой гладил, и то, и другое производило впечатление на обывателя.
Шепилов и Громыко заверили маршала Тито, что советское руководство хочет выйти из инцидента красиво, намекнули, что новое венгерское руководство не станет цепляться за сотрудников государственной безопасности еврейской национальности и вычистит евреев из центрального аппарата правительства. Поговаривали о новой либеральной газете, крестьянам обещали выделить дополнительные наделы земли. На прошлой недели в опере дали первое после кровавых событий представление, в столице заработало три кинотеатра.
Весь этот ком новостей создавал позитив. У беглецов забрезжила надежда на спасение. Ведь гарантии дал лично Кадар, о них говорил Шепилов. Первым не выдержал заточения венгерский министр культуры.
«Никто нас не тронет!» — после очередной сводки новостей заявил он и попросил югославских дипломатов узнать, что будет его ожидать, если он отдаст себя в руки социалистических властей? Ответ был жизнерадостный — будет прощен, но на руководящую работу пусть не рассчитывает. Такой ответ вполне устраивал — можно будет свободно ходить по родному городу, обнять друзей, понянчить детишек! Утром министр культуры и его жена покинули югославскую миссию. Они вышли за двери, пересекли площадь. Из окон за парой с волнением наблюдали товарищи.
— Наверное, уже с родными обнимаются! — завистливо проговорил писатель Миклош Гимеш. Откуда было ему знать, что за первым же поворотом к паре приблизились люди в штатском и предложили сесть в машину, обещая довезти до дома. Только машина домой не поехала.
Это было три дня назад. За эти дни узники многое передумали, они томились заточением, все нестерпимей хотелось покинуть унылое укрытие, да и югославские дипломаты порядком устали от непрошенных гостей. Сначала было интересно:
«Это премьер-министр!» — незаметно, одними глазами показывал один.
«А вон — министр земледелия», — пояснял другой.
«Седой — директор банка!»
«Если станет опять банкиром, как думаешь, подкинет деньжат?» — хихикал дипломат с вытянутым лицом.
«Догонит и еще даст!» — шутил другой.
Но постепенно уважения и интереса у дипломатов поубавилось. Однообразные дни сменяли один другой, люди стали уставать друг от друга. Дипработники перестали тепло, как раньше, реагировать на беспомощные, источающие надежду глаза, старались не замечать обреченно-страдальческие лица. Один посол, понимая возложенную на него степень ответственности, не терял присутствия духа, был мил и участлив.
В очередной раз бывшим членам правительства были даны гарантии неприкосновенности. От министра культуры передали восторженное письмо, в конце которого его хрупкая жена, написала своим детским почерком: «Целую, целую, целую!» Теперь уже каждый понял, что уходить из укрытия не опасно, — и они решились. Посольство уведомило венгерские власти, те снова подтвердили гарантии и больше того, пообещали подать к дипмиссии автобус, с тем, чтобы развезти всех по адресам. Югославский посол предусмотрительно заручился в МИДе согласием на сопровождение бывших членов правительства дипломатами. Все складывалось замечательно. Иосип Броз Тито был удовлетворен своей миротворческой миссией, в очередной раз он показал себя влиятельным и сильным политиком. Напоследок посол организовал небольшой фуршет, на котором немного выпили.
— В конце концов, сколько можно прятаться? — чокаясь с Надем, говорил Миклош Гимеш. — Хватит!