Царство. 1958–1960

— Они и любые грехи отпустят! Обидел человека, поговорил с попом, и он от имени Бога твой грех списал, и ничего, что грех смертный, ничего, что ты кого-то убил или обокрал — Бог простит! Позорище! И ведь верят им люди. Партия такого вероломства допустить не может! Посмотри, к чему они призывают, про какие чудеса талдычат, про какие там исцеления? Мать рассказала, что есть одно место, монастырь, где какой-то святой лежит в монашескую одежду облаченный, так вот, раз в год попы саркофаг открывают, чтобы переодеть его в чистое. И когда переодевают, удивляются, что тапочки, вернее подошвы на тряпичных тапочках попачканы. «Это от того, — архиерей объясняет, — что ходит тот святой ночами и смотрит, какому несчастному помочь!» — Мертвец по ночам расхаживает! — негодовал Первый Секретарь. — Вот до чего невежество довело! Я, прям, от души смеялся — мертвец побежал! Мать со мной потом месяц не разговаривала.

— А Сталин в Сарове, там, где Серафим Саровский жил, велел атомный центр организовать: «Раз место святое, значит, и бомба хорошая получится!» — так сказал, — смеялся Анастас Иванович.

— Погодите у меня! — погрозил попам Хрущёв.

— Ты, Никита, напрасно бесишься, вреда от церкви немного, к тому же деньги в казну идут.

— Лучше б церквей вообще не было!

— Тут резко действовать нельзя, резонанс нехороший будет. Твоя мама молится и пусть молится, вреда от того нет.

— Ей с малолетства голову задурили! Крестьянина в деревне запросто одурачить, крестьяне наивные. Попам волю дай, они повсюду с проповедями побегут. Мало мы по церкви бьём! — сокрушался Никита Сергеевич. — А что это за понятие в социалистическом обществе — «Святые места»? Что это за места такие? Чем святые? Тем, объясняют, что в местах тех чудеса приключаются! Ты о Дивееве слышал?

— Слышал.

— В прорубь в Дивееве убогий нырнул, а вынырнул пышущим здоровьем красавцем! Глухой нырнул — слышать стал. Да что они, смеются, в самом деле? Что, безногие там новые ноги получили или у слепого глаза открылись? Брехня! А ведь и зимой в воду сигают!

— Очередей нет, — подметил Анастас Иванович.

— Потому что разъяснительную работу ведём, — пыхтел Никита Сергеевич. — Все «святые места» я приказал колючей проволокой обнести и гнать оттуда в три шеи!

— И напрасно. Запретный плод сладок.

— Не пускать! — разошёлся Первый. — Я — коммунист, вракам не верю! — Хрущёв не мог успокоиться. — Мы инвалидам инвалидные коляски раздаём, а они — в ледяную воду сигай, только вперёд деньги дай! Я тебе сейчас одну библейскую историю расскажу, — Хрущёв раскраснелся. — Шёл по городу пророк, не помню, как его звали, да и не важно. Вышел он на окраину города, а там увидела его ребятня, ну и давай насмехаться. Чудной он был какой-то или одет по-дурацки. Дети пальцами в него тыкают, от смеха надрываются, обзывают. Вдруг из леса медведь выскакивает и прямиком на детей. Всех деток этот оголтелый медведь на части разодрал. А пророк пронаблюдал спокойно расправу и дальше пошёл. Слышал о такой истории, Анастас?

— Что-то слышал.

— Объяснение у попов такое: Господь учит любить и почитать ближнего своего, особливо отца с матерью, а ежели кто не почитает отца с матерью, то совершает большой грех. А здесь Божий пророк шёл, то есть посланник Господний, и над ним стали насмехаться, а значит, насмехались над Богом, и Бог дерзнувших в назидание наказал. — Никита Сергеевич дёрнул Микояна за рукав. — И ничего, что были там дети, что задрал их до смерти, ничего! В назидание! — так попы талдычат, чтобы не грешили. А как детям грешить, если они уже мёртвые? Ну, выбежал бы из чащи медведь, порычал бы, попугал, разъяснили б потом ребятне, что к чему, кто есть бог, кто пророк, и тому подобное, так нет — сожрал!

— История, конечно, вопиющая.

— И таких историй тьма! А если, к примеру, человек другой веры или вообще в бога не верит, значит, его убивать надо? Да, говорят, убивать! Ругая иноверцев, как сапожник, Иван Златоуст только о расправах и помышлял, а он святой! — выкрикивал Хрущёв. — Евреев особо невзлюбил. А чем евреи не люди? За православную веру, да и за любую другую, беспощадно убивали, вот что я тебе скажу. Получается, вера не безобидна. Наши попы — не белоручки, и басурмане — не ангелы. А церковники всё примерами тычут, книжицы раздают. Кстати, про издательства забыли, где они свою гадость печатают. Издательства закрыть! — выпалил Хрущёв.

— Не горячись, Никита, тебе надо показывать себя гуманистом!

— При царе от попов житья не было, распутник Распутин Николашку науськивал, и сейчас к счастью народному попы руки тянут, чтоб счастьем самим завладеть! У них от начала до конца — всё враки! Им палец дай, они руку отгрызут. Растлевать народ не позволю!

В столовой показалась недовольная Нина Петровна.

— Что, Нинуля, — поднял голову вмиг угомонившийся супруг, — будешь нас кормить?

Нина Петровна встала перед мужем.

— Представляешь, открыла банку помидор, выложила на тарелку, такие они красивые, один к одному, дай, думаю, попробую. Попробовала, а они безвкусные! — расстроено проговорила она.

— Да ну? — поразился Никита Сергеевич.