Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления

Мы обнаруживаем здесь все элементы уже известной нам теории славы. Особое значение славы, конституирующее ее как конечную цель человека, любопытным образом заключается в том, что ни Бог, ни даже люди не нуждаются в ней и не извлекают из нее какой-либо пользы. И все же, в отличие от представлений Лессиуса, хвала не является здесь чем-то внешним по отношению к Богу. «Архетип всякой хвалы находится внутри самой Троицы, в вечном сыновнем ответе Слова Отцу своему Господу» (Р. 115). Иными словами, существо Бога буквально пронизано хвалой, и, прославляя его, люди становятся причастными к его самому глубинному бытию. Но если дело обстоит так, если хвала, которую возносят ему люди, столь глубинно ему присуща, то, стало быть, славословие некоторым образом есть необходимая составляющая божественной жизни. Василий использовал термин homotimos («единой славы») как синоним слова homousios – технического термина, который в никейском символе веры означал единосущие, – указывая таким образом на родство между славой и существом Бога. Возможно, разграничение между внутренней и внешней славой служит как раз сокрытию этой имманентности прославления божественной сущности. А то, что являет себя в Боге, когда разграничение размывается, есть нечто такое, чего теология никоим образом не хочет видеть, – нагота, которую она должна любой ценой скрыть под лучезарным одеянием.

8.14. В католической литургии существует доксология, носящая примечательное имя improperia, что означает «порицания». Впервые она обнаруживается в литургических текстах IX века, но со всей вероятностью ее истоки восходят к более ранним временам. Особенность этой доксологии состоит в том, что она предваряется антифоной, в которой Бог обращается к народу с упреком: «Popule meus, quid feci tibi aut in quo contrastavi te?» («Народ мой, что я тебе сделал, чем тебе не угодил? Дай мне ответ»). В других версиях упрек звучит из уст Христа: «Quid ultra debui facere tibi, et non feci?» («Что еще я должен был сделать, чего не сделал?»). Лишь после этого дьяконы отвечают с алтаря великим хвалебным песнопением в форме трисвятого: Agios ho Theos, agios ischyros, agios anthanatos, eleēson hēmas.

Принципиально важно в данном случае то, что восхваления требует сам Бог. Согласно легенде из греческого месяцеслова, он не ограничивается произнесением нареканий, но вызывает землетрясение, которое длится до тех пор, пока народ и император не воспоют славословие «Sanctus Deus, sanctus fortis, sanctus et immortalis, miserere nobis». Теория Лессиуса, согласно которой конец божественного действия и есть чистое прославление, находит здесь полное подтверждение. Не только, как гласит литургия анафоры Василия, «поистине достойно и справедливо и сообразно великолепию святости Твоей Тебя хвалить, Тебя воспевать, Тебя благословлять, Тебе поклоняться, Тебя благодарить, Тебя славить», но и сам Бог будто бы нуждается в этой хвале и поклонении, требуя от людей «трисвятого» (trisagios phonē) оглашения, в коем на небесах его уже воспевают Серафимы. Если, как гласит литургия Иоанна Златоуста, сила Господа несравненна и непредставима (aneikastos), а его слава выше любого разумения (akatalēptos), почему нужно непрерывно провозглашать и представлять ее в славословиях? Зачем нужно называть его «владыкой» (despotēs), зачем взывать к «сонмам и воинствам» (tagmata kai stratias) ангелов и архангелов во имя «служения его славе» (leitourgian tēs doxēs)? Ответ в форме аккламации типа axios, состоящий в монотонном скандировании анафор hoti prepei soi pasa doxa, «ибо Тебе предназначена всякая слава», заставляет думать, что это prepei («conviene, si addice» – подобает, приличествует) кроет в себе более глубинную потребность, что аккламация и здесь имеет смысл и значение, которые от нас ускользают и которые, возможно, следовало бы изучить.

8.15. В западной Церкви хвалебной песнью по преимуществу – doxologia maxima – является Te Deum, авторство которого рукописная традиция приписывала без особых на то оснований Амвросию и Августину. Историки литургии, длительное время спорившие о его авторе, времени и месте написания, более или менее единогласно выделяют в нем три части, которые в какой-то момент соединились, образуя 29 строк: первая часть (1–13), самая древняя, являющая собой гимн Троице и написанная, возможно, в доникейскую эпоху; вторая часть (14–21), полностью христологическая, написанная позже всех, так как в ней, по всей видимости, содержится свидетельство об антиарианской полемике; и последняя часть (22–29), завершающая хвалу серией цитат из Псалмов.