Царствование Филиппа Красивого

Еще одним смягчающим обстоятельством было то, что заявители не всегда были правы, и некоторые из них наверняка об этом знали. Очень многие случаи явного вымогательства оказывались случаями конфискации, то есть товары конфисковывались, чтобы заставить их владельцев заплатить деньги, причитающиеся королю. Конечно, конфискации часто проводились неоправданно жестко и даже жестоко, но вся прибыль шла королю, а не чиновнику. Известен случай, когда в 1297–1298 годах Пьер де Латильи и Рауль де Брейи совершили набег на Тулузу. Они должны были найти и собрать все деньги, причитающиеся королю, особенно с жителей городов и деревень региона. Вся процедура, похоже, заключалась в том, чтобы послать сержантов, арестовать или пригрозить арестом некоторым ведущим людям, конфисковать имущество непокорных должников, выселить их семьи и создать такие проблемы, что консулы в конце концов пообещали выплатить большие суммы (тысячи ливров в большинстве случаев и более 48.000 т.л. в целом), чтобы погасить перед королем все возможные задолженности. Жалоб на этот набег было больше, чем на любые другие действия королевских чиновников[1354]. Протесты были настолько велики, что было приказано провести дознание, и подробные показания, которые были собраны, убедили короля в том, что была допущена ошибка. Рауль и Пьер отрицали применение насилия, но не отрицали, что давление было оказано с целью получения платежей и обещаний выплат. Филипп отменил casalagium (основное оправдание штрафов) в обмен на ежегодную выплату одного су с каждого секстария земли, и отменил все штрафы, наложенные Латильи и Брейи[1355]. Но даже в этом случае агенты короля не требовали никаких денег лично для себя (хотя их сержанты, несомненно, вымогали некоторые суммы за хорошее обращение с должниками). В результате дознание по их действиям не повредило карьере ни одного из них. Латильи стал одним из ближайших советников Филиппа, был в 1313 году назначен епископом Шалона и в том же году сменил Ногаре на посту хранителя печати. Рауль де Брейи был более пожилым человеком, находившимся на королевской службе по крайней мере с 1278 года, когда он служил бальи Ко. Он заседал в Парламентах 1299 и 1300 годов, а затем, вероятно, ушел в отставку. Дознание помогло успокоить жителей Тулузена, удовлетворив их насущные претензии, но они так и не смогли забыть о крайней агрессивности королевских чиновников. Неудивительно, что, как говорят, именно этот регион в 1303 году был на грани восстания.

Тем не менее, чрезмерное рвение в сборе королевских доходов является полной противоположностью коррупции, и остается только удивляться, почему обвинения в нечестности были так широко распространены. Соглашаясь с тем, что доказательства не столь полны, как могли бы быть, все же трудно обнаружить исчезновение крупных сумм денег или их попадание в чужие руки. Даже счета расходов — великое убежище не слишком честного чиновника — не кажутся неправдоподобными. Они тщательно проверялись; некоторые статьи были поставлены под сомнение или отклонены, но речь не шла о крупных суммах[1356]. На самом деле, королевские чиновники высшего уровня, по средневековым меркам, были на удивление честны. Примечательно, что даже в придворных интригах обвинения в коррупции использовались не часто. Епископ Труа Гишар был единственным человеком, чья карьера была разрушена обвинениями в получении взятки, хотя он, скорее всего, был невиновен[1357]. Ногаре был обвинен в использовании противоправных методов, чтобы обогатить короля, а не себя. Латильи, который в свое время распоряжался большими суммами денег, был обвинен в убийстве, а не в растрате. Даже Мариньи не смогли осудить по обвинению в злоупотреблениях и потребовались весьма сомнительные доказательства о занятии им магией и колдовством, чтобы отправить его на виселицу[1358]. Короче говоря, находясь на службе королю можно было извлечь значительную выгоду, не воруя его деньги, и чем выше был ранг чиновника, тем меньше у него было необходимости быть нечестным.