Цена памяти (СИ)

Но главное, Гермиона совершенно дезориентирована: стены то и дело движутся в её сторону, а пол под ногами покачивается, как лодка на волнах. Ассоциации с океаном заставляют мечтать о том, чтобы наверху сомкнулись воды и потопили навсегда, освобождая от пережитого ужаса.

Но, кажется, вместо этого Гермиона выплывает на свет.

Моргнув, она различает отблески маяка.

Он неожиданно вырастает вдали и быстро приближается, словно она и в самом деле мчится по тёмным просторам; белёсое пятно увеличивается прямо у неё на глазах.

Гермиона думает о скалистом береге и о том, что если не притормозит — её попросту расшибёт о камни.

Не выдержав, она жмурится, и в то же мгновение прямо рядом раздаётся сдавленный мужской голос:

— Мерлин, Гермиона.

Тёплые ладони обхватывают её лицо, большие пальцы гладят щёки. Некто осторожно отводит волосы; они грязные, спутанные, липкие от крови. Пальцы ощупывают шею — и находят пульс.

Слабый, конечно, такой слабый.

Но сердце бьётся, и незнакомец, почувствовав это, выдыхает с таким облегчением, будто умирал, а Гермиона принесла ему лекарство.

Ей так холодно, что если бы нашлись силы, она бы неосознанно качнулась в его сторону, ведомая теплом. Но Гермиона остаётся неподвижна, пока он проводит костяшками пальцев по её губам, смазывая засохшую кровь, а затем, словно опомнившись, применяет очищающее.

Прохлада заклинания, пробежавшая по лицу, заставляет её судорожно вздохнуть.

Свежесть напоминает лёгкий бриз у берега, вновь вызывая мысли об открытой воде, и веки Гермионы сами собой приподнимаются, но в глазах двоится.

Даже в полумраке она различает светлые волосы, линии губ, взгляд, пристально изучающий её, но ощущение, что это два человека склонились над ней. Лица, похожие на призрачные отпечатки, накладываются друг на друга, кожа из-за этого кажется почти прозрачной, но круги под его глазами, наоборот, подчёркнуто тёмные. Гермиона не может разобрать, какие эмоции он испытывает. Незнакомец выглядит одновременно злым, изнеможённым и полным надежды.

Ей неловко видеть так близко чужого человека. Чужого ли? Она вроде знает его, но не понимает, может ли ему доверять. И его голос вызывает смутную тревогу и трепет в животе.

От попыток сконцентрироваться в висках растёт давление.

Гермиона чувствует дыхание на щеке и шёпот:

— Эпискеи.

Её нос с хрустом встаёт на место, и, дёрнувшись, Гермиона вскрикивает. Металл врезается в запястья, колени елозят по каменному полу.

— Прости… — он придвигается ближе и, подпирая её своим телом, обхватывает одной рукой. — Чёрт, прости.

Он произносит ещё одно заклинание — и руки безвольно падают, спину пронзает резкой болью. Она опять кричит и, завалившись вперёд, утыкается лицом ему в плечо. От движения голова начинает кружиться с новой силой, и Гермионе кажется, что она вот-вот потеряет сознание.

— Я знаю, я понимаю, — тихим, надтреснутым, полным боли голосом произносит он.

Кто же он?

Она не может перестать дрожать, но понимает, что и этого знакомого незнакомца тоже трясёт, когда он пытается осторожно перевернуть её, чтобы не потревожить раны, покрытые запёкшейся кровью. Порезы, длинные и глубокие, испещряют всё её тело.

— Вот так, — бормочет он, — вот так, всё будет…

Он не заканчивает предложение.

Гермиона рвано втягивает воздух, подавив всхлип, когда он накладывает ещё несколько лечащих заклинаний. Боль становится меньше, но каждый вздох всё ещё ошпаривает грудь. У неё сломано ребро или два, и несколько пальцев, и, кажется, ключица.

Но она не уверена.

Все эти ощущения слишком резкие и неконтролируемые, Гермиона не может уследить.

Она не знает, чего хочет больше: чтобы силы вернулись или окончательно оставили её.

Рта вдруг касается прохладное стекло.

— Выпей его, — настойчиво.

У неё нет энергии, чтобы бороться и стиснуть губы, но также она не способна сглотнуть.

— Тебе нужно выпить зелье. Оно даст тебе сил, пока мы не выберемся отсюда, — он шепчет; голос вкрадчивый, но испуганный. Горечь расползается по языку, и Гермиона морщится. — Нам нужно уходить.

Наконец она еле-еле сглатывает.

— Ещё несколько капель, давай же, это укрепляющее.

Он говорит ласково, словно пытается объяснить, убедить или успокоить. Она не понимает его мотивов, но почему-то слушается.

В животе разливается тепло, не похожее на тот жар, что охватывал её во время пыток, и Гермиона благодарно выдыхает. В голове немного проясняется, и она понимает, как сильно было сковано сознание попытками справиться с болью.

Теперь наконец она может чуть лучше различить человека, пришедшего за ней. Гермиона смотрит на него снизу вверх. Взгляд упирается в бледную шею, скользит вдоль челюсти, поднимается по лицу. Она точно знает его, но не узнает.

Ей нужна ещё какая-то подсказка.

Он щурится, светлые пряди падают на лицо, серые глаза поблёскивают в темноте.

Маяк.

Её принесло прямо на скалы.

Гермиона использует ту энергию, что успело подарить зелье, и старается вывернуться. Но Драко Малфой одним движением пресекает жалкую попытку и успевает подхватить её, спасая от неминуемого удара.

— Чёрт, Грейнджер, — ругается он, — ты не облегчаешь задачу.