Цена предательства

Когда я проснулась была ночь, мои нервы напряжены — неравномерно мерцающие, а затем гаснущие; до меня доносились разные звуки, которые распадались и появлялись вновь. Я слышала признания Рема в любви, его крик о ненависти. Сначала тело было вялым, затем напряженным, после чего началась нервная судорога. Во рту пересохло, и меня бросало то в жар, то в холод. Я взяла кинжал. Я не хочу жить. Зачем. Я разбита и осколки моей жизни разбросаны мертвыми руинами вокруг. Приложила кинжал к сердцу — один удар и я свободна. Прицелилась, отвела руку для удара. Замахнулась, с силой направила кинжал в сердце…И…не смогла! Рука мне не принадлежала, я ее больше не чувствовала. Виски заломило, молотком бил металлический голос: — «живи Мира, я приказываю». Что это? Он меня заколдовал! Ушел сам и мне не дает уйти! Я его НЕНАВИЖУ!

Послышался грохот сапог, от сильного удара дверь едва не слетела с петель. В комнату ворвались люди. Я видела разъяренное лицо императора.

— Раб корчится и кричит, что ты собираешься убить себя… — посмотрел на кинжал в моих руках, на судорожно сведенные пальцы на рукоятке, остановился, замер, нахмурился… Зарос подскочил ко мне, выхватил кинжал. Я молчу, с вызовом глядя в глаза отцу. «Ну и что — все равно убью себя!»

— Церемонию провести сейчас, — отрывисто приказал Дарко, — ей приставить охрану, чтобы глупостей не наделала. Через час!

— Но, Ваше Величество, — залепетал Карадар, — еще не все готово, нужна еще по крайней мере неделя, исследования…нам нужны гаран… — конца его речи я не слышала, они уже вышли из комнаты, я услышала только отдаленный рев императора:

— Сегодня!

Глава 8 Церемония

Кто нам ответит на вопрос:

Что можно жертвою считать?

Ответ на удивленье прост:

Что ты не хочешь потерять,

То в жертву может приноситься.

Чего боишься ты лишиться?!

А смерть наградой может быть,

Когда нет силы, дальше жить!

О жертве должно сожалеть:

Не жалко, — не болтай о жертве!

И сожалеть не после смерти,

А жить, хоть хочешь умереть!

Господь да ты себе судья,

Как жертва принята твоя…

Лишь одного я не могу понять:

Как жертву вы смогли б принять?!

Мира

Они все ушли. При мне остался охранник, он стоял, прислонившись к дерному косяку, смотрел в окно. Было так тихо, что казалось, будто сама тишина что-то шепчет, приостановив дыхание, и ждет чего-то чудовищно чужого…

Я сидела на своей кровати, и у меня было такое чувство, будто я никогда не смогу с нее подняться. Мыслей не было, но и боли — тоже. Все мысли словно бесшумно упали, как падают в тиши осени созревшие плоды с неподвижного дерева. Я нагнулась, посмотрела на богатый ковер под кроватью, словно надеясь найти эти упавшие мысли, а потом подняла голову и заметила на себе взгляд чужого человека. Вздрогнула…Кто это?

Под черными бровями были чужие зеленые глаза, тонкое чужое лицо, склоненное вперед и похожее на мертвую маску. А затем откуда-то издалека пришел холодный страх, трепет и пробуждение — я поняла, что на меня из зеркала смотрело мое собственное лицо. Ужас какой. Неудивительно, что ардорец меня не любит.

Я подошла к окну, открыла его, краем глаза увидев как насторожился мой защитник. На улице шел дождь. Порывы ветра задували холодные струи на мою шею, но я это не чувствовала, я не чувствовала ничего, онемев от утраты. Слез не было, мое лицо только мокро от дождя. Я буду плакать позже, когда буду способна выдержать эту боль…

Чувство отвращения и тоски сливалось во мне в какую-то тяжелую, давящую глыбу. Я словно окаменела. Все, что произошло, парализовало чувства и мысли. Я даже не испытывала потребности анализировать случившееся. Позже, все позже…

Через три часа очень вежливый вередиец пригласил меня проследовать за ним. Церемония. Ну что ж, я готова…На прощание оглянула свою, казавшуюся теперь чужой комнату. Аккуратно застеленная кровать, туалетный столик, заваленый девчачьим барахлом, диван, стулья. Книги на полке — я почему-то запретила их выбросить. У вещей своя жизнь, и когда сравниваешь ее с собственным бытием, это действует ужасно. Человек умирает, а кровать остается. Комната остается. Вещи остаются. Или, может быть, их тоже следует уничтожать? Вернусь ли я сюда, какой я буду, если вернусь? А моя розовая, кружевная с рюшечками комната останется прежней…

Выйдя из комнаты, я уже не сомневалась, что эта ночь станет для меня последней. Страха не было, только нетерпение. Я готова была бежать впереди своего охранника, тянув его за рукав.

Мы прошли многочисленные коридоры, поднимались и спускались по лестницам, прошли просторную бальную залу, малую залу для приемов послов. Прошли огромную залу над которой тянулась галерея с картинами цветущих деревьев, в ветвях которых словно шелестели белоснежными крыльями госуби. Их лапки и клювы были настолько красными, что казалось, будто их обмакнули в кровь.