Цена сомнения

— Я обычно не пью, только за компанию. Ты знаешь, это так угнетает — ходишь, ходишь по городу и ничего найти не можешь. Любой не выдержит.

— Я представляю себе, — сочувственно произнес Роджер.

— Господи, как же хорошо освободиться от этих туфель. — Молли убрала один локоть и лежала на одном так, чтобы видеть Роджера. Улыбнувшись, она спросила: — А здесь это единственный свет?

— Что ты говоришь?

— Свет, говорю. Ярковат слишком.

— А, на столике есть лампа, — ответил Роджер. — Может быть, лучше…

— Пожалуйста. А то я лежу, и на меня весь свет…

— Сейчас зажгу эту. — Роджер подошел к столику, включил маленькую настольную лампу и выключил верхний свет. — Ну, как?

— Лучше. Гораздо лучше.

Молли закрыла глаза. В комнате установилась тишина.

— М-м. — Молли потянулась, раскинувшись на кровати. — Только бы не заснуть.

— Ничего, ещё есть время.

— Еще не вечер, да? — сказала она и захихикала. — Вот будет весело, если ваша хозяйка завтра утром войдет сюда и застанет вас с неизвестной женщиной, правда?

— Да она никогда сюда не заходит. Здесь вообще никто тебя не беспокоит.

— Значит, тут уже были незнакомые женщины?

— Нет, вовсе не значит.

Молли хихикнула.

— Я знаю, шучу. — Она открыла глаза и торжественно-серьезно смерила его взглядом. — Я люблю поддразнивать.

Роджер ничего не сказал на это.

— Но не таким образом. — Молли сделала паузу. — Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Не уверен.

Она коротко усмехнулась, потом внезапно поднялась и села в кровати, потом спустила ноги на пол.

— Я помну вам все покрывало. Вашей хозяйке это не понравится. Я хочу сказать, что она не против того, чтобы у вас бывали женщины, но ей наверняка не нравится, когда мнут покрывало или оставляют следы помады на подушке.

— Да она ни разу и не находила следов помады на подушке, — с улыбкой сообщил Роджер.

— Нет, так и мы не станем оставлять. — Она подошла к туалетному столику, открыла свою сумочку, достала салфетку "клинэкс" и нагнулась к зеркалу. Быстрым движением она сняла помаду и положила салфетку обратно в сумочку. — Та-ак, — проговорила Молли и улыбнулась Роджеру. Ему начало не нравиться, как она устраивается в его комнате, как чересчур свободно и естественно она ведет себя, будто это её номер. Он смотрел, как Молли подходит к кровати, сдергивает покрывало, взбивает подушки. — Та-ак, — снова сказала она и села на край кровати. Потом улыбнулась ему и сказала: — Ну и вот.

В комнате наступило молчание. Молли спокойно смотрела на Роджера. Потом спросила:

— А ты не хочешь заняться любовью со мной?

— Да я, вообще-то, не затем привел тебя сюда, — быстро ответил Роджер.

И по-прежнему улыбалась, хотя улыбка несколько увяла: похоже, слова Роджера озадачили или даже задели её. Но Роджер не хотел обидеть её и наверняка не желал причинять ей боль. Но в то же время ему ни коим образом не хотелось связываться с этой женщиной, с такой простушкой, — по крайней мере вот таким, о котором она спросила его.

— Я говорю, что привел тебя сюда не затем, чтобы воспользоваться ситуацией… — галантно заявил Роджер. — Я только хотел показать тебе комнату, так как ты говорила, что, может быть, тоже…

— Я знаю.

— …Захочешь переехать, если тебя устроят размеры номера.

— Меня устраивают размеры этой комнаты.

— Но поверь мне, я совсем не собирался…

— И очень удобная кровать.

— …пользоваться ситуацией, так что ты не думай…

— А я и не думаю.

— Хорошо, а то…

— Я вовсе не думала, что ты хочешь воспользоваться случаем.

— Хорошо, а то…

— Это не будет означать, что ты воспользовался случаем.

Роджер молча посмотрел на Молли.

— Я многое могу вам дать, — произнесла она.

Роджер снова ничего не сказал.

Внезапно Молли встала, вытащила блузку из юбки и начала медленно расстегивать её. Было что-то несуразное в этом зрелище. Она стояла возле кровати с высоко поднятой головой, её огненно-рыжие волосы поблескивали под светом единственной лампочки на столике, руки неторопливо расстегивали блузку, её простенькое лицо было обращено к нему, глаза с наклеенными ресницами и нарисованными бровями казались серьезными и торжественными, торчком стоящие груди, заключенные в подбитый ватой бюстгальтер, все больше открывались его взору по мере того, как она расстегивала пуговицы. Молли бросила блузку и бюстгальтер на кровать позади себя, потом расстегнула молнию на юбке и сбросила и её. Он почти ничего не чувствовал. Он смотрел, как она сбрасывает остатки одежды и направляется к нему, эта странно сложенная женщина с малюсенькими грудями и огромными торчащими сосками, широкая в бедрах и слишком широкая пониже спины, толстоватая в бедрах и икрах. И ничто в ней не возбуждало его, ничто не влекло, он не ощущал никакого желания. Она вплотную подошла к нему, чтобы он обнял её. Она была такой теплой.

* * *

В ночи раздавался их шепот.

— Иногда я чувствую себя такой одинокой в мире.

— И я тоже.

— Я не потому одинока, что у меня нет родителей или что Дорис уехала на Гавайи, не поэтому. Это не то одиночество. Я вообще одна.

— Да-да.

— Это внутреннее одиночество.

— Понимаю.