Сергей Юльевич замечает по этому поводу: «Я даже думаю, что если бы не разыгралась война с Японией, то [война] явилась бы на границе Индии и в особенности в Турции из-за Босфора, которая, конечно, затем распространилась бы». А Гурко пишет, что «легкость, с которой Россия развернула свои пределы на Дальнем Востоке», породила у Николая II мысли о подчинении всей Маньчжурии и Кореи. «По словам Куропаткина, государь мечтал даже о Тибете и Афганистане». Вообще, о том, насколько царь адекватно смотрел на мир, т. е. о мере «ребячества» можно судить по тому, что осенью 1904 года он был готов после победы над Японией воевать с Англией и США.
Однако выяснилось, что нарушение слова, данного великой державой, не всегда проходит безнаказанно.
Финал сорокалетней политики принципиального отторжения опыта человечества был плачевным.
Русско-японская война – как ровно за полвека до нее Крымская – вновь показала «гнилость и бессилие царизма». Как и в 1856-м, так и в 1905-м далеко не все поняли связь между предшествующей политикой и военными катастрофами.
О причинах поражения русской армии в 1904–1905 годах написано немало, и я отсылаю желающих к литературе.
Приведу, однако, фрагмент из написанного уже в эмиграции письма В. В. Шульгина В. А. Маклакову: