Когда разразилась японская война, в известной среде русского общества, которая раньше болела квасным патриотизмом и была еще при Тургеневе убеждена, что мы весь мир «шапками закидаем», в этой среде была распространена пошлая острота: «Ну что такое японцы – макаки». Для не знающих естественной истории поясняю, что макаки – это род обезьян.
На это будто бы однажды престарелый М. И. Драгомиров, киевский генерал-губернатор и командующий войсками округа, хорошо знавший русскую армию с ее достоинствами и недостатками, однажды сказал: «Они-то макаки, да мы-то кое-каки».
В этой фразе слишком много мысли для такого малого количества слов.
Драгомиров как бы предсказал судьбу японской кампании. Огромная русская армия, которая, казалось бы, раздавит, как комара, маленькую Японию, была поведена в бой по всем принципам «кое-какства»…
Нового способа ведения войны не знали. В первом бою под Тюренченом прорывались сомкнутыми колоннами с музыкантами впереди. Пулеметов не имели вовсе. Обо всяких разрывных снарядах, объединявшихся тогда под именем «шимозы», не имели понятия, почему тот же Драгомиров пробурчал однажды – они нас шимозами, а мы их молебнами; в бой шли в белых рубахах, не подозревая, что на свете существуют защитные цвета, и, что самое скверное, – перевооружали артиллерию во время войны.
Начали же морскую войну тем, что в первый же день объявления войны прозевали японские миноносцы и позволили им войти в собственную гавань, вывести из строя три больших корабля и безнаказанно уйти.
Впрочем, это пышно расцветшее «кое-какство» сказалось во всей нашей дальневосточной политике. Неизвестно для чего мы влезли в Корею, кое-как, по небрежности затронули Японию, о которой не имели ни малейшего представления, ибо разведка велась тоже кое-как, и затем полезли в войну, хотя, как показал опыт, к войне были совершенно не готовы.
Между тем войны ничего не стоило избежать или, по крайней мере, оттянуть. Но ведь японцы, с обезьяньей точностью, до последнего винтика скопировавшие лучшую армию в мире – немцев, конечно, – были макаки. В конце концов точные обезьяны разбили гениальных кое-каков.
То, о чем говорит Шульгин, и то, что осталось за кадром, было неизбежным следствием утопии.
В контексте этой книги вновь отмечу наивность расчетов на то, что во время запоздавшей модернизации можно проводить архаичную политику в экономике и социальной сфере, а в сфере военной быть на уровне передовых держав.
И если ты игнорируешь опыт человечества в важнейших сферах, ты ментально и организационно не будешь успевать за ним и в том, что считаешь необходимым. Военной промышленности, соответствовавшей амбициям императора и большой части его подданных, как мы знаем, Россия создать не смогла.