Цена утопии. История российской модернизации

Однако с точки зрения элементарного здравого смысла идея «голодного экспорта» – нелепость. Этот провокативный оборот подразумевает некий пусть и не всемирный, но заговор против крестьян России. Если довести эту идею до логического конца – или абсурда, что в данном случае одно и то же, – получится, что одним из приоритетов правительства империи было максимальное ухудшение положения собственного народа.

С точки зрения политической экономии «голодный экспорт» – полная бессмыслица. В рыночной экономике экспорт – часть процесса обмена, часть торговли, течение которой определяется соотношением спроса и предложения – и только. Товар идет туда, куда его притягивает цена. Если произведенная продукция не может быть реализована в своей стране, поскольку внутренний рынок уже насыщен ею, она продается за границей. Это элементарно.

Поскольку продавцу важно достичь наилучшей цены, ему безразлично, куда будет отправлен его хлеб, в Кострому или в Палермо, это «решает» рынок. Продавец часто и не знает этого – он продает свою продукцию и получает деньги. Напомню, что в царской России у государства, в отличие от СССР, не было монополии внешней торговли. То есть хлебом торговали частные лица.

В то время за оборотом «голодный экспорт» стояла та мысль, что из-за «непосильных податей» крестьяне вынуждены продавать свой хлеб на рынке в ущерб собственному питанию.

Это возможно, если, во-первых, в стране была очень жесткая система взимания платежей, во-вторых, если эти платежи были главной статьей крестьянских расходов и, в-третьих, если вывоз хлеба играл все возрастающую роль в хлебном хозяйстве страны.

В 2016 году на все три вопроса я дал отрицательный ответ.

Сопоставление статистики урожаев и экспорта главных хлебов (пшеницы, ржи, овса и ячменя) показывает, что сборы в конце XIX – начале XX века продолжали расти, но доля вывоза в урожае всех главных хлебов, за исключением ячменя, уменьшалась, причем иногда и в абсолютном выражении (диаграммы 3 и 4 в Приложении дают представление о динамике и структуре хлебного экспорта России в 1860–1913 гг.).

При этом в 1894–1913 годах экспорт ржи ежегодно падал в среднем на 2742 тысячи пудов, а экспорт овса – на 193 тысячи пудов. В контексте темы «голодного экспорта» отрицательные тренды вывоза главных крестьянских хлебов – ржи и овса – выглядят, полагаю, достаточно пикантно.

Мое исследование показало, что в конце XIX – начале XX века экспорт хлеба из России возрастал главным образом за счет лишь восьми губерний степной полосы – Екатеринославской, Херсонской, Таврической, Ставропольской, Самарской и Саратовской губерний, а также Донской и Кубанской областей.

Производство пшеницы и кормового ячменя на юге страны в то время наращивалось примерно так же, как добыча энергоресурсов в наши дни. Там же производилась и основная доля экспортной ржи.

Однако в масштабах зернового хозяйства империи вывоз хлеба играл, в сущности, сугубо вспомогательную роль. За 1894–1913 годы было вывезено лишь 15,0 % всех собранных главных хлебов, а суммарный среднегодовой прирост экспорта главных хлебов составлял лишь 11,1 % суммарного же прироста официальных урожаев, и то лишь за счет ячменя.

Русское сельское хозяйство определенно не «работало на Запад» (диаграмма 5 в Приложении).

Итак, тезис о «голодном экспорте», точнее о негативном воздействии экспорта хлеба на питание крестьян, не находит подтверждения в статистике производства, вывоза и перевозки хлебных грузов, а также в других источниках.

Доминирующую и притом перманентно растущую роль в хлебной торговле играл внутренний рынок, что абсолютно естественно вытекает из законов рыночной экономики.

Однако этот тезис оказался весьма удобной пиар-находкой из разряда «чем нелепее, тем лучше» и успешно эксплуатируется свыше ста лет.

Мифологический характер тезиса о «голодном экспорте» весьма наглядно выступает при сопоставлении стоимости хлебного экспорта и величины питейного дохода (диаграмма 6 в Приложении).

На графике питейный доход сравнивается с суммарной стоимостью экспорта всех хлебных грузов. При этом я не учитывал ввоз спиртного из-за границы.

За 1894–1913 годы Россия выручила от продажи всех хлебных грузов 10,4 млрд рублей – это три годовых бюджета России в 1913 году, огромные деньги!

Однако за те же двадцать лет питейный доход казны составил 11,8 млрд рублей. То есть голодающий, по мнению пессимистов, народ выпил водки на сумму, превышающую стоимость вывезенного за счет его желудка хлеба на 13,5 %. Среднегодовая цена хлебного экспорта составила соответственно 518,1 млн рублей, а питейного дохода – 588,3 млн рублей. При этом средний ежегодный прирост стоимости вывезенных хлебов равнялся 20,9 млн рублей, а питейного дохода – 35,1 млн, то есть в 1,7 раза больше. Причем Россия отнюдь не была в числе мировых лидеров по потреблению алкоголя.

А теперь коротко напомню, что произошло после 1917 года, когда нерыночная экономика стала реальностью.

Надо сказать, что наша история дает воистину страшные примеры материализации лживых мыслей и слов.