Цена утопии. История российской модернизации

Писаный закон из крестьянской жизни был исключен. Решения на сельском сходе и в волостном суде принимались на основании обычая, в каждом селении своего. В этом контексте занятно вспомнить, что у каждого барина (например, у Текутьева) тоже было свое обычное право, а у некоторых так прямо и кодексы.

Положение 19 февраля создало весьма противоречивую конструкцию жизни деревни. С одной стороны, возникло независимое крестьянское самоуправление, а с другой – дарованная свобода сопровождалась рядом жестких ограничений и крепостническими по духу мерами взыскания податей. С одной стороны, Положение утверждало за крестьянами семейное право, а с другой – разрешение на семейный раздел давала община.

Крестьянам была объявлена свобода передвижения, они могли идти в город, учиться и т. п. – но только с согласия общины. Им была дарована личная свобода, не было более ни барщины, ни оброка – но пахать, сеять, убирать хлеб они могли только по указке и с разрешения схода.

Крестьянин выкупал у государства полученный им надел, однако выкупаемой землей распоряжалась община, и сама земля считалась не его собственностью, а «общественной».

Уплата податей и повинностей обеспечивалась круговой порукой всех членов общины.

Наконец, крестьянин девять лет не мог отказаться от надела – то есть пользование выкупаемой им землей с самого начала было не правом свободного человека, а повинностью, тяглом.

Если добавить к этому право общины пороть своих членов и даже отправлять их в Сибирь, возникает нелестная и убедительная аналогия с крепостным правом, пусть и облегченным. Как видим, новая среда обитания не больше прежней подходила для воспитания цивилизованного правосознания.

Дав крестьянам «пайку» в виде надела, государство четко обозначило свои приоритеты – крестьяне для него по-прежнему оставались «аппаратом для вырабатывания податей».

Вновь созданная система, как и крепостная, подходила для эксплуатации этого «аппарата», поскольку обе системы не подразумевали, что крестьяне – живые люди со своими чувствами.

Наиболее тяжелые последствия имело получение общиной полноты распоряжения земельно-податными вопросами. Прежде она решала их под контролем помещика или окружного начальника, которые, как правило, защищали крестьян от злоупотреблений сельских властей и насилия сходов.

Общих переделов земли по своему желанию община производить не могла: вступившие в рабочий возраст крестьяне получали землю из состава свободных помещичьих или казенных земель от соответствующего начальства.

После 19 февраля 1861 года в руках общины оказались и земля, и подати, которые она разверстывала по своему усмотрению, в силу чего получила беспрецедентное влияние на достаток каждого крестьянина.

Последствия этого во многих случаях были самые плачевные. После 1861 года во множестве случаев ведение хозяйства в общине стало борьбой за распределение неизменяемого объема ресурсов со всеми вытекающими последствиями.

Понятно, что по мере роста населения нужда в земле неизбежно должна была возрастать. Ясно и то, что в подобных ситуациях лучшие человеческие качества проявляются далеко не всегда и не везде.

Громадный объем власти и неподконтрольность крестьянского самоуправления в земельно-податных вопросах подталкивали часть крестьян к использованию его в своих интересах, и в результате община, повторюсь, стала мощным фактором дезорганизации и деградации деревни.

В Нечерноземье и кое-где в Поволжье, где выкупные платежи поначалу были высокими, крестьяне часто отказывались от «наделов-разорителей», бросали их, а землю арендовали на стороне, уходили на заработки, переселялись.

Это привело к появлению пустующих наделов, за которые обязана была платить община, причем вовремя, не доводя дело до применения круговой поруки.

Поэтому земля тех, кто ушел на сторону, передавалась («наваливалась») тем, кто мог ее поднять, то есть наиболее обеспеченным и работоспособным, кто был в состоянии вынести большие платежи.

В Черноземье, где доходность надельной земли превышала лежавшие на ней платежи или между ними не было дисбаланса, все шло как до 1861 года: платежи поступали исправно, а значит, не было и потребности в свалках-навалках. Надел умершего домохозяина переходил к родственникам, крестьяне, шедшие в отход, сдавали свою землю в аренду. С выморочными или заброшенными наделами община поступала по своему усмотрению: отдавала нуждающимся, сдавала в аренду, делала из них выгон для скота и т. п. Здесь земля переходила по наследству, могла завещаться и продаваться, делилась между членами семьи. Община не вмешивалась в это почти свободное распоряжение землей.

На рубеже 1870–1880-х годов положение начало меняться.