Центральная Азия: От века империй до наших дней

Первые послевоенные годы никак не назовешь благоприятными. Советская власть стремилась восстановить контроль над обществом и зажать даже те небольшие свободы, которые просочились в общество во время войны. Южные республики Центральной Азии снова столкнулись с настойчивыми требованиями сосредоточиться на хлопке, поутихшими из-за необходимости выращивать зерно в годы войны. В июле 1945 года, всего через пару месяцев после падения Берлина, Москва издала указ, предписывавший восстановить довоенный уровень производства хлопка в Узбекистане. Узбекское руководство само проявило инициативу в этом вопросе, однако оно надеялось, что Москва предоставит финансирование, оборудование и техническую помощь, необходимые для этих изменений. Помощь была оказана незначительная, а вот давление по выполнению квот продолжалось. Из-за нехватки продовольствия узбекские крестьяне медлили с переходом на хлопок, и довоенный уровень производства был достигнут только в 1949 году. К тому времени Москва навязала Узбекистану полномочного представителя, который занимался наймом и увольнениями на высочайшем уровне. Этот чиновник, С. Д. Игнатьев, основательно перетряс все руководство республики и провел очередную чистку Коммунистической партии Узбекистана, в результате которой тысячи ее членов уволили по обвинению в коррупции, национализме или карьеризме. Усмана Юсупова, первого секретаря партии после большой чистки 1937 года, продвинули наверх, чтобы он возглавил свежеиспеченное Министерство хлопководства СССР в Москве, несколько членов его коллектива понизили в должности, а многих чиновников низкого ранга и вовсе уволили и исключили из партии{289}. Однако это не было продолжением Большого террора: понижения в должности, высылки и синекуры были намного лучше расстрелов, постигших жертв чисток 1936–1937 годов. Тем не менее действия центральной власти были решительными и грозными, и они поставили руководство республики на место.

Эта встряска сопровождалась возобновлением кампании по борьбе за идеологическую чистоту. Под руководством Андрея Жданова в 1949 году началась кампания против «безродных космополитов». В этом термине содержался слегка завуалированный намек на евреев – народ, не имеющий корней в Советском Союзе, в лояльности которого сталинский режим начал сомневаться. Эта кампания была неотъемлемой частью советского патриотизма, поскольку разворачивалась она под лозунгом социализма в одной стране, однако война изменила направленность этого патриотизма. Патриотизм должен был иметь корни, однако не любые корни считались приемлемыми. Оказалось, что литература, слишком глубоко уходящая корнями в центральноазиатскую почву, тоже вызывает подозрения, но уже не в космополитизме, а в «буржуазном национализме», «феодально-байской отсталости» и этом вездесущем жупеле – «панисламизме». Вероятно, Сталин в какой-то момент поддерживал антиколониальный национализм мусульманского населения Восточного Туркестана, однако ситуацию внутри Советского Союза он видел совершенно по-другому. Во время войны Сталин стал рассматривать русских как главную опору советского строя. На торжественном приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной армии 24 мая 1945 года Сталин произнес тост «за здоровье нашего советского народа, и прежде всего русского народа. Я пью прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза. Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны»{290}.