Цепная лисица

— Выбора не было. Ты взрослый мальчик, должен понять… По молодости я была слишком сентиментальна. Назло родителям гуляла с пустышками. Бедными, ничтожными и слепыми. Гуляла… и нагуляла тебя. Родители, когда тебя увидели, сказали, что ты бессильным вырастешь. Они думали — навсегда останешься слепым. Потому что твой отец слишком слаб. Даже для незрячего…

Свободной рукой она поправила платье, точно ничего такого сейчас не происходило. Точно не она встретилась с сыном впервые за десять лет:

— Мои родители… они тебя не приняли… а меня всего лишили. Статуса, денег. Я работать не умела, но мне пришлось. Утром и вечером стоять за кассой, чтобы купить еды, чтобы тебя, мою ненасытную ошибку, прокормить… Я тебя любила… вначале, правда, очень-очень… но так сложно любить, когда любовь, точно камень на шее, тянет на дно болота, и это болото — твоя жизнь на веки вечные… Мне легче было жить без любви, чем так… Родители согласились принять меня обратно, если я от своей ошибки избавлюсь… Ты меня должен понять. Но вижу — не понимаешь. — Она вскинула на меня глаза: — Я тебя оставила, чтобы вернуть свою жизнь. И сделала бы так снова. Любой бы так поступил на моём месте. Так поступают многие. Сдают в детские дома, а ты рос с отцом, разве это плохо? Но теперь ты вырос, стал сильным. Скоро прозреешь тебя определят в школу для Зрячих. Я могу представить тебя семье. У тебя будет всё что захочешь, если… Если тебя примут.

Какое же жалкое оправдание… Она себя даже виноватой не считала. Должен понять? С чего бы! Залетела, родила… А потом просто на бабки обменяла. Я много что хотел сказать, но молчал. Потому что её пальцы, касающиеся моей руки, вытягивали из меня волю. И только бомба внутри продолжала оглушительно тикать.

— Кто этот дядя? — вдруг раздался рядом звонкий детский голос. Это оказался мальчик лет восьми, рыжий, вихрастый, со светлыми голубыми глазами на узком лице. — Он тебя чем-то расстроил?

Стоило моей матери взглянуть на этого незнакомого конопатого мальчишку, как её лицо преобразилось до неузнаваемости. Морщинки у глаз собрались веерами, смягчились складки у рта, а её грустная улыбка… та самая грустная улыбка, которую я так хорошо помнил, вдруг превратилась в счастливую — широкую, белозубую. И лицо из холодного, стало тёплым, и вся эта теплота и радость была направлена на незнакомого мальчика, которого я в ту же секунду всей душой возненавидел.

— Кто это, мама? — повторил ребёнок.